— Моя дочь?! — снова оборвал ее Тила и непонимающе нахмурился. — Я вроде… детьми еще не думал обзаводиться.
— Оно и видно! — с презрением выговорила Ильга: поменяв мнение о Беанне, она изменила его и о тайне появления малышки Айлин. Теперь Ильга была уверена, что не было вины Беанны в разрыве с женихом, а коли так, значит, это Тила бросил беременную невесту на растерзание армелонских кумушек без какой-либо поддержки и надежды на будущее. И это характеризовало его отнюдь не как честного и благородного человека. Тила перестал быть идеалом в глазах Ильги уже после своего безжалостного выговора, но, покуда наипервейшим врагом была все-таки Беанна, Ильга оправдывала своего избранника хотя бы в этом. Однако сегодняшнее поведение Беанны во время ритуала бракосочетания окончательно склонило чашу весов в ее пользу. И развенчало геройский образ Тилы. — Твое счастье, что такая, как Беанна, попалась! Столько вынесла, а никому не проговорилась. Я бы на ее месте…
Тила шагнул вперед: в его взгляде все еще читалось непонимание, и Ильге на секунду показалось, что он не притворяется.
— Беанна? — переспросила Тила. — Она что, сказала, что Айлин — моя дочь?
Ильга стиснула зубы от разочарования: ну конечно, начни еще это отрицать! Уж коли бывшая невеста вышла замуж за другого, то сам Энда велел ретироваться под шумок.
— Ей не надо ничего говорить, — холодно ответила Ильга. — У твоего ребенка фамильное родимое пятно на бедре. И, ради Ойры, не сочиняй сейчас ничего; имей смелость признать свой грех хотя бы перед самим собой!
Она сурово посмотрела в его лицо, из растерянного превратившееся в озадаченное, но после тут же озарившееся пониманием. Глаза у Тилы сверкнули, руки сами сжались в кулаки.
Ильга непроизвольно отшатнулась в сторону. Однажды она уже видела Тилу в гневе, но тогда почему-то совсем не было страшно. А сейчас перед ней стоял разъяренный мужчина: тело напряжено, зубы сомкнуты, во взгляде — неприкрытая ненависть. Что он задумал? А если не знал об отцовстве? А если все еще любит Беанну? А если пойдет сейчас к молодоженам и испортит им праздник? Оскорбит Беанну, подерется с Эйнардом? Уничтожит хрупкое счастье. И все из-за Ильгиной обиды.
Болтливая дура!
— Я… — отчаянно начала она, надеясь хоть что-то исправить: остановить Тилу, немного успокоить, уговорить отложить выяснение отношений хотя бы до завтра. Как же страшно было разрушить жизнь брата и причинить ему боль. Да еще в такой день, как сегодня. Но как же поступить? Что сказать?
Она прижала руки к груди, но Тила вдруг опустил голову и каким-то окаменелым голосом произнес:
— Извини.
А потом развернулся и ушел. На этот раз, кажется, навсегда…
Беанна купалась в своем счастье. Сколько было слез, сколько переживаний, когда казалось, что все кончено и ничего светлого в ее жизни уже не будет. Но именно в такие моменты боги благословляют тех, кто не сдался. И посылают долгожданное чудо.
Могла ли Беанна подумать, когда утешала сестру и искала объяснения чересчур долгой задержке Лила, что в эти секунды решалась и ее судьба? Беанна уже тогда понимала, что дракон стал для них с Арианой не наказанием, а спасением, но он сделал больше. Он спас для нее Эйнарда. Самого главного мужчину в ее жизни.
Беанна не отходила от мужа ни на шаг. Это было что-то невероятное — так нуждаться в мужчине и получать такое удовольствие просто оттого, что он рядом. Что смотрит на нее, улыбается ей, берет за руку, что-то говорит… Даже когда Эйнард рассказывал о последних новостях в госпитале, даже когда просто устало молчал, прижавшись губами к ее руке, Беанна трепетала и отзывалась всем сердцем. А от его поцелуев вспыхивала, загораясь настоящим светом. И жалела только о том, что не сохранила себя для Эйнарда. И сколько бы он ни говорил, что это не имеет для него значения, Беанна не могла избавиться от разочарования самой собой. Если бы она не была такой слабой, если бы не поддалась отчаянию, если бы брала пример с сестры, выстоявшей и выдержавшей все испытания с честью…
— Почему ты выбрал меня? — в сотый раз спросила Беанна у мужа. И тот в сотый раз сжал ее ладошку.
— Потому что без тебя мне ничего не нужно, — со звенящей откровенностью отозвался Эйнард. — Потому что мне холодно и тоскливо, и я не знаю, для чего мне завтрашний день.