Боги захлопнули ловушку, поймав в нее Ариану. И выпускать больше не собирались. Она сама позволила им так с собой поступить, усомнившись в их милости и в способностях своего лучшего друга. Они запрятали ее душу так глубоко, что даже Лил не смог освободить ее ни своими поцелуями, ни совершенно необыкновенными, неслыханными ранее словами. И Ариане было больно от того, что она не может ответить ему, избавить от страданий, снять чужую вину. Боги придумали знатное наказание, сводящее с ума даже в привычном коконе. Но Ариана знала, что заслужила его. А потому подчинилась, выбирая сполна.
Однако, узнав об угрозе в городе, бездействовать она не смогла. В голове что-то прояснилось, совершенно четко обозначив, как поступить. Ариана умела обращаться с оружием, а значит, должна была встать на защиту Армелона. А там будь что будет.
Никем не замеченная, она покинула госпиталь и отправилась домой. Там переоделась в мужской костюм, опробовала отцовский меч, вспоминая почти стершиеся из памяти движения, выпустила из лука пару стрел, выправляя прицел; и ни одной струны не шевельнулась в ее душе: ни ностальгии, ни удовлетворения, ни страха.
Совершенно бесстрастно Ариана резанула мечом по волосам, расставаясь с любимой косой. Та упала к ногам, но Ариана даже не взглянула на нее. Натянула на остриженную голову капюшон, пристегнула оружие и вышла за двери — туда, к стенам, в средоточие общей ответственности.
Ее отрядили к западной башне на подмогу лучникам. Никто не спросил, как зовут и откуда она взялась: в эти тяжелые часы любая помощь была на вес золота. И вот Ариана уже стояла на городской стене, среди других армелонцев, и сжимала в руках оружие, напряженно вглядываясь в горящие костры кочевников. Страха не было: вероятно, потому, что Ариана отлично понимала, сколь неравны силы двух сторон. Огней становилось все больше: они подтягивались от леса, окружая Армелон, чтобы ударить в отведенный час. Соседи Арианы негромко переговаривались: совсем юные, не видевшие жизни подростки хвалились своим мастерством и обещали задать трепку осаждавшим; молодые воины прикидывали варианты развития боя и обсуждали выбранную главнокомандующим стратегию; зрелые солдаты удрученно качали головами и многозначительно молчали, не желая заранее обрекать защитников на поражение. Никто не знал, на чьей стороне окажутся боги: они не особо жаловали кочевников с их жестокостью и вероломством. Но и армелонцев любить у них не было повода: здесь давно не чтили богов, как они того заслуживали, обращаясь лишь в случае крайней нужды за помощью, а потому и рассчитывать следовало лишь на собственные силы. Да только был ли шанс устоять у пары тысяч плохо обученных армелонцев против боевой машины с именем «кочевники»? Тех готовили к войне с детства, обучая сражаться в отряде, где все за одного, и стоило пасть первому, как на его место становился другой — столь же умелый и бесстрашный. Когда-то и армелонцы были такими, и Хедин прошел эту школу, потому и считался выдающимся воином. А сейчас вся надежда оставалась на Тилу. Если он сдюжит, сдержит первый натиск, отбросит врага и удержит городские ворота закрытыми до прихода Объединенной армии, у них будет шанс на победу. Об ином раскладе не хотелось даже думать; впрочем, и времени на мысли уже почти не оставалось.
Пробудились петухи, затрубил тревожно рог, лучники подняли оружие, и в ту же секунду стены сотряслись от каменных снарядов кочевников. В ответ засвистели стрелы, заскрипели катапульты, швыряя точно такие же глыбы в нападавших. Послышался треск орудий после прицельного попадания, ржание опрокинутых лошадей, но через пару минут новый залп проверил стены на прочность.
Раздались крики раненых — тех, кого задело осколками, но Ариана не испытала ни паники, ни жалости. Только продолжала методично опустошать колчан, целясь в незащищенные места врагов, не подпуская их слишком близко к Армелону.
Залп следовал за залпом. То с одной, то с другой стороны огромные камни крушили стены, мяли лошадей, увечили, убивали людей. Ариане было все равно. Ничто не имело значения, кроме полученного задания.
Факелы приближались к армелонским границам, окружали, сжимали кольцо, а из леса тянулись все новые, и не было им ни конца ни края. Запаздывающая заря не позволяла точно прицеливаться, а стрелы подходили к концу, и вот уже кочевники добрались до городских ворот, стараясь взять их на таран, а Тила лихорадочно перестраивал войска, бросая самых сильных армелонцев на встречу врага лицом к лицу.