(В глазах Сати вспыхивает огонь возмущения).
Сати: О, мой возлюбленный супруг и повелитель! Я предана тебе всем сердцем, но это не значит, что я не имею права принимать собственные решения. Я поступлю так, как считаю нужным, и даже ты не заставишь меня изменить свои намерения!
(Разгневанная Сати предстает перед Шивой во всех своих шести воплощениях — от нежной и женственной Гаури до свирепой и воинственной Кали. Объятый ужасом Шива преклоняется перед ней).
Шива: Поступай, как ты решила, моя божественная жена. Я не в силах изменить твоей воли.
Джессика сидела на берегу Ганги, разложив на песке листки со сценарием. Шаловливый, легкий ветерок пробегал по гладкой поверхности реки, заставлял ее морщиться, теребил волосы Джессики. От реки веяло прохладой.
Следуя совету Махараджи, она пришла на этот уединенный пляж без десяти девять, омылась в ледяной воде и углубилась в чтение сценария.
Непокорная, своенравная, независимая Сати.
Ни отец король Дакша, ни даже возлюбленный супруг не могли воспрепятствовать ее решениям. Интересно, она знала, что идет на смерть?
Наверняка. Но что для нее смерть, если она бессмертный дух? Смерть только на время разлучит ее с возлюбленным. Она знала, что придет в этот мир снова, чтобы искать его, ждать, молиться, звать. Она знала, что снова завоюет его сердце.
Если ты знаешь, что ты бессмертный дух, способный перерождаться из жизни в жизнь, меняя тела, как одежду, то тебе не трудно ждать.
Но пока ты не знаешь этого, ожидание становится пыткой.
Лукавая усмешка скользнула по губам Джессики. В голову пришла шальная и отчаянная идея.
Сати стремилась к своему возлюбленному несколько жизней. Она, Джессика Роджерс, ждала своего пять лет… И, черт побери, не собирается ждать ни дня больше.
Джессика торопливо сложила листки в папку, решительно встала.
Эх, Махараджи, мы вытащим этого аскета-неудачника из леса и вернем его к жизни!
Колыбель качается…
Лучшее место, откуда можно понаблюдать за индийскими женщинами, — кафе на пригорке у моста. Перед мостом обычно создается небольшая толчея: семьи фотографируются, покупают пакетики с орешками для обезьян, безделушки. Она посидит там часок, а потом пойдет на рынок и купит одежду, цветы, гирлянды, украшения и даже меч и трезубец на случай, если ей придется гневаться. Уж если играть богиню, то при полном параде. А вечером она закроется у себя в комнате и будет репетировать: отрабатывать осанку, походку, жесты, голос…
Кевин только что пообедал и теперь лежал на траве, заложив руки за голову, глядя в бледно-голубое пространство неба.
Сейчас он отдохнет немного и снова усядется в лотос.
Черт, только почему ему уже второй день совсем не хочется этого делать? Почему, как только он закрывает глаза, перед его внутренним взором настойчиво возникает лицо Джессики Роджерс? Эта женщина… Почему она не выходит у него из головы? Почему ее образ преследует его?
Почему ему хочется, чтобы она была рядом?
Он вспомнил, как когда-то давно впервые обнимал ее. Это были невольные объятия. Они лежали на траве в саду, возле той распроклятой виллы. Она обрушилась на него с пятиметровой высоты, сбила с ног, и они вместе упали в траву. И все же ему тогда показалось, что она была почти невесомой.
Вчера он обнимал ее снова, и она прижималась к нему, искала защиты и утешения.
Может, он влюблен в нее?
Временами он видит в ней богиню, временами — земную женщину. Его идеал… и объект его желания. Не слишком ли это много?
Он чувствовал себя на краю гибели. В душе нарастало смятение.
Он резко встал.
Зачем он забился в этот лес? Чтобы думать о женщине? Нет, Джессика Роджерс, тебе не опутать его, не околдовать.
Он подстелил под себя ее шаль, которую она второпях забыла, сел, выпрямил спину. Глубоко вздохнул и начал концентрироваться.
Ему бы сидеть не на женской шали, а на тигровой шкуре. Может, тогда она и придет.
Медитация.
Вдруг послышался хорошо знакомый хруст веток.
Лев? Или женщина? — спросил себя настороженно Кевин, не поднимая глаз. Или они оба?
С кем бы он хотел встретиться больше? Кто из них менее опасен?
Кевин медленно поднял глаза. На краю лужайки между редкими деревьями мелькнула фигурка женщины в нежно-розовом сари. Она шла к нему, ступая медленно, уверенно и грациозно, слегка покачивая бедрами, и как бы парила над землей. По мере того, как она приближалась, Кевин сумел разглядеть, что в обеих руках у нее по цветку лотоса, на шее ослепительно сверкает массивное ожерелье, на запястьях — широкие золотые браслеты. В ушах покачиваются тяжелые многоярусные серьги.
Волнистые каштановые волосы, выбиваясь из-под короны, усеянной сияющими звездами, струятся по плечам. Детская, невинная улыбка светится на лице.
Кевин вскочил на ноги, продолжая внимательно разглядывать ее.
Как такая нарядно одетая, увешанная дорогими украшениями женщина могла одна оказаться в лесу? К тому же она совсем молодая.
Молодые индийские женщины в одиночку по джунглям не разгуливают. Кто эта красавица и что она здесь делает?
Женщина постепенно приблизилась и остановилась метрах в пяти от Кевина.
— Извините за беспокойство, — проговорила она голосом, напоминающим журчание родника, — но я, похоже, заблудилась. Вы не подскажете, как мне выбраться из этого леса?
— Конечно, подскажу. До Нильканта отсюда всего час ходьбы, — торопливо пробубнил он, не в силах оторвать от нее восхищенных глаз. — Я могу проводить вас туда.
— Нет, спасибо, вы только покажите мне дорогу, и я сама дойду. — Она взглянула на него, и его словно пронзило током.
— Извините за нескромный вопрос, — сказал он взволнованно, — но почему вы ходите по лесу одна? Вам не страшно?
— Нет. Я всегда одна, и мне нечего бояться.
Ни человек, ни зверь не способны причинить мне вреда. — Она загадочно улыбнулась.
Очарованный Кевин остолбенел. У него перехватило дух.
— Матаджи, — беззвучно прошептали его губы. Он привычно сложил ладони у груди и склонил к ним голову.
Богиня явилась ему и явно решила разыграть его. От волнения у него начинала кружиться голова. Он растерялся.
— И все же я чувствую, что должен проводить вас, — пролепетал он и на шаг приблизился к ней.
— Нет, — повелительным тоном сказала она и подняла руку, унизанную кольцами, ладонью к нему, ловко зажав стебель лотоса между пальцами. — Спасибо, я не нуждаюсь в проводнике. Лучше ответьте на мой вопрос: что вы делаете один в джунглях?
— Я… я здесь в уединении. Мой гуру отправил меня сюда. Я собираюсь принять саньясу. Я здесь… пытаюсь медитировать. — Кевин густо покраснел. По ее глазам он ясно видел, что она знает о нем все.
— Тогда простите за беспокойство, — сказала она. — Надеюсь, посетители вроде меня не часто вторгаются в ваше уединение?
— Нет… то есть да. Бывает. Но это мелочи.
— Я вижу, что вы очень искренний и добрый человек и всегда готовы прийти на помощь тому, кто в ней нуждается. Скажите, чего вы хотите больше всего, и я исполню ваше желание.
Она стояла, теребя в руках цветы. Ее украшения сияли так ярко, что, казалось, она была окутана светом. Глазам было больно на нее смотреть.
Кевин растерялся еще больше. Чего он больше всего хочет? Стать саньясином и посвятить свою жизнь духовным практикам? Или…
Перед его глазами проплыл образ Джессики.
Он знал, что не сможет солгать богине., богине солгать невозможно, она умеет читать мысли.
Кевин смущенно потупил взгляд.
— Я не знаю, — тихо проговорил он. — Всего несколько дней назад я был уверен, что хочу только одного — отречься от мира. Но внезапно в моей жизни появилась женщина. Мы познакомились пять лет назад и только теперь встретились снова. Здесь, на Ганге. И я понял… — Он с трудом перевел дыхание. — Я понял, что все эти годы искал ее. Не пойму, что со мной происходит, но я думаю теперь только о ней.