Залогин поглядел через плечо. Часового не было видно. Значит все еще в доте, говорит через какую-нибудь смотровую щель.
– Ты полегче на поворотах, дядя. Это наш командир.
– Ну да, наверное, маршал! – обрадовался часовой.
– Сволочь ты, дядя, понял? Думаешь, если немцы кругом, а ты в будке спрятался, так можно над сержантом потешаться?
– На нем написано, что он сержант, да? – Часовой заколебался, но отступать не хотел. – А если даже и сержант, так уж и пошутить нельзя? Вон как вырядился!
– Гимнастерку на нем немцы пожгли пулями! – крикнул Залогин и отвернулся.
Чапа тихо ахнул.
– Ото добре! Ото сказав – як картину написав!
Он даже позавидовал Залогину, что вообще-то за ним не водилось. Но как тут не позавидуешь? – мало того, что сказал красиво, еще и с ходу это получилось, без подготовки; раз – и пожалте. Что значит – человек образование имеет…
Видимо, на часового это тоже произвело впечатление, потому что он молчал несколько минут. Потом предложил:
– Слышь, сержант? У меня тут аптечка есть, в ней завал всякой медицины. Может, что надо – так я кину…
Бдительности он все еще не терял.
– Ромка готов, – шепнул Залогин.
Тимофей словно нехотя повернул голову. Ага, Страшных уже на месте.
– Ладно, сиди уж, – сказал Тимофей в сторону невидимого часового. – Если ты такой принципиальный, так нам от тебя не нужно ничего. А то не дай бог с нашей помощью в ад угодишь!
Он задохнулся: громко ему еще нельзя было говорить – грудь не выдерживала.
Когда боль поунялась, он сказал товарищам: «Пошли», – и они пошли вниз; осторожно, не спеша стали спускаться, придерживаясь за камни.
Часовой не выдержал. Понял, что это конец, что сейчас они уйдут – и своих больше не будет, потому что эти – точно последние. Он выскочил из дога.
– Эй, ребята! Подождите минуту.
Они продолжали спускаться.
– Ну постойте же! Одну минуту – подождите – что вам стоит! Я скажу что-то…
Только теперь они перестали спускаться, задрали головы. Часовой был здоровый детина, и совсем не промах: в руках у него была винтовка – прихватил на всякий случай. Молодец, мысленно похвалил его Тимофей, отметив затем, что остановились они рановато. Им бы еще спуститься немного, тогда и часовому пришлось бы отойти от дота; не станет же он орать во всю глотку, все-таки немцы рядом.
– Ну что же? Только покороче.
– Ребята, вы там, как до наших доберетесь, уж разыщите мою часть, а? Пусть они кого за мной пришлют.
– Ты что, дядя, совсем псих? – замахал руками Герка. – Сам посуди, кому ты сейчас нужен? Только твоей маме…
– Сообщить – это бы и без твоей просьбы сделали бы. Это наша обязанность, – негромко сказал Тимофей. – Однако тебе от этого легче не будет.
– Почему?
– А сам не понимаешь? Кто за тобой людей пошлет через линию фронта? Рисковать, скажем, целым отделением, чтобы тебя одного снять с поста?..
И они снова пошли вниз.
– Сержант, а сержант! Обожди!
Часовой затопал следом, по звуку шагов было слышно: еще метров на десять отошел от дота. Достаточно, решил Тимофей, и оглянулся, и с удовольствием убедился, что дело сделано.
– Может, заляжем на всякий случай, товарищ сержант? – предложил Залогин. – А то ведь сгоряча нас перестреляет.
– Ладно тебе, – сказал Тимофей.
И они пошли обратно к доту.
Часовой сначала откровенно обрадовался, его лицо так и разнесло вширь. Но потом что-то почуял – обернулся. Люк был закрыт. Еще не веря в свершившееся, но уже опустошенный, часовой метнулся к люку, рванул за ручку… еще раз… Конец.
Он замер на несколько мгновений, снова выскочил из приямника. Те трое поднимались вверх не спеша, как-то по-хозяйски. Действительно, понял часовой, они теперь хозяева положения. Победители. Мало того, они вооружены автоматами; значит, если даже не брать в расчет того типа, который проник в дот, в открытом огневом бою он не имеет никаких шансов на успех.
Выходит, это было спектаклем…
А вдруг они не наши? Вдруг – немцы?..
Мысль оглушила часового. И сразу предположение сменилось уверенностью. Конечно, враги. Нашим-то зачем спектакль? Не время розыгрыши устраивать и не место. Наши вели бы себя иначе, проще; наши подошли бы и попросили убежища и, когда бы он их не пустил, такими словами его приветили… Часовой забыл, что не пустил Залогина, вернее, это виделось ему уже совсем под иным углом; и он не знал, что имеет дело с пограничниками.
Часовой оглянулся на дот, потом на этих троих, снова на дот, попятился, выбирая позицию – так, чтобы из дота ею не расстреляли в спину… присел в одном месте, перебежал в другое… понял: бессмысленно… Его лицо исказилось отчаянием. Он вдруг метнулся к люку, с разгона – хрясть плечом, охнул и заколотил по нему изо всех сил ногами.
– Открой! Слышь ты, открой немедленно!
– Ой-ой, ты поосторожней! Еще дот развалишь, – заволновался за массивным бронированным люком Страшных.
– Открой!.. Открой, тебе говорят!..
Часовой совсем потерял голову и теперь бил по люку со всего маху прикладом винтовки. Удивительно, как не разнес ее с первого же удара. Детина огромный. Да что толку? – внутри еле отзывается – цок-цок, – никакого впечатления от такой шикарной работы.
– Не шуми, – сказал наконец Страшных; он жаждал разнообразия. – Оставь здесь винтовку и отойди в сторону.