— Но я, данной мне властью, легко нарушил бы это правило, если б знал, что от этого будет зависеть спасение жизни. Знай я, что вы тут…
— Бросьте лицемерить, командир. Вы слышали условия. До смертельного исхода. И я и Эллис — мы оба произнесли эти слова.
— На дуэли чести эти слова просто дань традиции.
— Я это понимаю иначе.
— Черт вас дери, Джоанна, вам не следовало убивать Эллиса.
— Это вопрос морали. Согласно моей морали, у меня не было выбора. Таковы традиции Клана, таков путь Клана. Дуэль чести должна вестись именно по тем правилам, о которых договорились обе стороны.
— Сведение личных счетов — это не путь Клана. У Джоанны был такой вид, будто она готова убить Тер Рошаха на месте.
— Как ВЫ смеете говорить о сведении счетов, о мести? Кто-кто, а вы…
Она осеклась. Тер Рошах протезом ударил ее по губам. О силе удара можно было догадаться уже по тому, как пошатнулась Джоанна. Из уголка ее рта потекла струйка крови. Она собралась было поднести ко рту руку и вытереть кровь, но, видимо, решила, что это может быть расценено как капитуляция. Поэтому она резко опустила руку. Кровь текла у нее по подбородку и капала на кожаную куртку.
Несколько секунд она смотрела на Тер Рошаха, дрожа от переполнявшей ее ярости, потом взяла себя в руки.
— Ваши приказания, командир.
— Следовало бы перевести вас на другую должность, но у меня не хватает инструкторов. До завтрашнего дня вы будете находиться под домашним арестом. Утром явитесь ко мне с рапортом.
— Есть, командир.
Твердым шагом Джоанна пошла прямо на кадетов, будто не замечая их. Группа расступилась, давая ей пройти. Никто не решился заглянуть Джоанне в глаза.
Повернувшись к сибам спиной, Тер Рошах громко приказал им разойтись. До бараков все шли молча, под впечатлением произошедшего. В бараках же молчание нарушилось. У всех была потребность выговориться, и обсуждение события тянулось до ночи. Эйдену разговаривать не хотелось, поэтому он пошел на свое место и лег; Встретившись взглядом с Мартой, он глазами позвал ее к себе. Та отрицательно покачала головой: нет.
Среди ночи Эйден был вызван к Сокольничему Джоанне. Другие, чаще всего Брет, тоже время от времени, случалось, получали подобный вызов, но Эйдена она вызывала первый раз. Эйден всегда считал, что раз он вызывает у Джоанны антипатию как кадет, то должен быть неприятен и как сексуальный партнер. По большому счету ее сексуальные притязания к кадетам были более чем скромны, но все же время от времени она вызывала к себе то одного, то другого. Отказаться не осмеливался никто. Трудяга Брет, которого она вызывала чаще других, да и остальные рассказывали, что она заставляет их молчать. Первой мыслью Эйдена, когда он получил вызов, было отказаться, продемонстрировать, что и здесь ей его не сломить. В конце концов, ее жилище — это тот же Круг Равных. Однако затем Эйден решил, что секс — это всего лишь секс и не стоит того, чтобы жертвовать ради него жизнью. Поэтому он отправился к ней. Как и предсказывал Брет и остальные ребята, все прошло в полном молчании. Совокупление было быстрым и деловитым, и больше походило на поединок, чем на нечто иное.
За всю ночь Сокольничий Джоанна заговорила с ним лишь дважды, и оба раза в короткие периоды отдыха. В первый раз она сказала: —
— Я знаю, что у тебя есть свой кодекс чести. Я знаю его. Я знаю, что несколько лет назад ты убил бандита, причем грубо и жестоко. Признаться, я была удивлена. Я всегда видела и вижу в тебе внутреннюю слабину и уверена, что в конце концов ты сломаешься. Может, я ошибаюсь. Время покажет. А до тех пор тебе не будет от меня покоя. Тебе от меня не скрыться. Я всегда буду рядом, и за каждый промах ты будешь у меня кровавыми слезами умываться. И ночами ты теперь будешь рядом со мной, как сейчас, часто будешь, очень часто. И это будет длиться долго, очень долго. И либо ты сломаешься, либо сдохнешь, либо пошлешь свою группу к черту. А может быть, ты и победишь.
Во второй раз она сказала ему:
— От моей сиб-группы только я осталась. Из тех, кто стал воинами.
Будучи вызванным в качестве сексуального партнера, Эйден имел право разговаривать с Джоанной. Но он молчал. Даже занимаясь с Джоанной сексом, он не позволил себе издать ни звука. Джоанну, похоже, это не интересовало.
Прежде чем уйти от нее, Эйден остановился в дверях и оглянулся на непривычно разнежившуюся Джоанну.
— Я не проиграю, — проговорил он. Может, он и ошибся, но ему показалось вдруг, что он видит на ее лице намек на улыбку.
— Может, и нет, — ответила она тихо. Когда он шагнул за порог, она добавила ему вслед: — Только я боюсь, что ты проиграешь.
Если бы она сказала ему, что уверена, будто он проиграет, он бы просто выслушал ее, как поступал уже тысячи раз. Но она произнесла: «я боюсь». По пути в барак Эйден несколько раз останавливался. Что все-таки означает это «боюсь»? Что она хотела сказать? Никогда и никому из сибов Джоанна не показывала, что ее волнует их судьба. Как понимать ее слова? Ее что, интересует, выиграет он или проиграет? Глупости! Ей на всех наплевать.
А может быть, нет?
VII