Мучительная тишина длилась, как показалось девушке, вечность, а потом входная дверь отворилась на немного, в дверной щели она увидела перепуганную мать. Женщина силилась узнать в Тери свою дочь, а она решила помочь ей – скинула капюшон, хоть некоторые прежние черты лица должны остаться в обличии. Однако мать вдруг ахнула, а дверь вновь захлопнулась.
— Мама, да это правда я, посмотри! Клянусь именем Ангелом Господним и Святым писанием, я ваша дочь. Вы должны мне поверить! — Крик девушки переходил в плач. — Кроме вас у меня никого нет. Пожалуйста…
Дверь опять распахнулась, на пороге стоял отец с кочергой в руках. За спиной мужчины прятались мать Терисии и обе ее незамужние сестры. Взгляд папы был суров, он без слов атаковал дочь кочергой и ударил по протянутой руке. А девушка, хоть и выглядела как грозная троллиха, была все той же слабачкой — следующий удар по плечу сбил ее с ног, Тери слетела с крыльца прямо в снег. Череда ударов была хаотичной и приходилась на ноги, бока, спину, голову. Терисия не сопротивлялась и уже не могла говорить, а только рыдала и кричала, свернувшись клубочком на снегу, который быстро начал окрашиваться ее кровью.
Скоро на крик девушки сбежались соседи, но никто не собирался спасать ее от побоев. Напротив, нашлись те, кто готов был помочь отцу избивать Тери, но тот остановил их. От дикой боли помутнилось и зрение, и слух, но разговор над своим избитым телом она разобрала.
— Тролли превратили мою дочь вот в это. Это Терисия, мать и я признали её.
— Ужас какой, прости Господи! Что за изверги! Бедная девочка… — разноголосая толпа вокруг начала причитать, но папа быстро их остановил.
— Нечего ее жалеть! Сама виновата, раз сбежала из дому. Бог наказал ее за непослушание и глупость, — сухо обращался мужчина собравшимся жителям села.
— Уж не она ли наслала тех монстров на нас? — обеспокоенный мужской голос из толпы заставил всех замолчать.
— А кому же еще, если не ей, это сделать! — поддержал его другой голос.
— Ведьма! Это из-за нее твари похитили маленьких детей, убили их родителей, сожгли дома!
— Она в сговоре с ними! Монстры, небось, прислали ее, чтобы еще детей им привела! Всё мало! Ух, подлоеотродье!
Отец больше не мог сдерживать разъяренную толпу, та набросилась на девушку и начала избивать ее кто башмаками, а кто голыми руками. Новой волны боли Тери не смогла выдержать — сознание покинуло ее тело, избавляя от страданий хотя бы на время.
17
Ледяная вода обрушилась на голову Тери, попала на грудь, руки и спину. Первое, что почувствовала девушка, когда к ней вернулось сознание, это боль. Знакомая, родная боль; больше она не шокировала, не приводила в панику, а давала знать, что Терисия еще жива, что должна бороться. Перед ней стоял ее же отец с пустой лоханью, в то время как его дочь сидела на полу в хлеву. Никто даже не удосужился убрать навоз оттуда, куда кинули пленницу. Она попыталась подняться на ноги, но тщетно, ведь поняла, что ей на шею нацепили собачий ошейник и посадили на цепь.
— Даже не пытайся. Не вырвешься, — надменно произнес папа. — Цепь крепкая и выдерживала быка, если помнишь.
На глаза девушки накатывались слезы. Разве для того она бежала из плена, чтобы дома ждала точно такая же судьба? Да нет же, здесь все намного хуже — близкие люди, семья и даже соседи ненавидят ее. Отец перевернул лохань и сел на нее как на табурет в значительной дистанции от дочери. Тери попыталась успокоиться, не делать поспешных выводов. Может быть это не ненависть. Родные и соседи страшатся ее облика, но она еще сможет убедить их, что не опасна, что сама жертва, бояться им нечего.
— Я помню всё, па. Помню бычка на этой цепи, сама кормила. Помню этот хлев, — она окинула печальным взглядом помещение. — А ты? Папа, ты ведь узнал меня?
— Да. Ты моя четвертая дочь Терисия, — ответил мужчина. Девушка улыбнулась и попыталась подойти к отцу ближе, но цепь звонко натянулась.
— Папа, на мне проклятье. Скоро оно спадет само, ритуал не завершен — я сбежала от троллей. — Казалось, отец внимательно ее слушает, а Тери вдохновленно продолжала, — Скоро я стану сама собой, обычной девушкой. Не хочу никому зла, я просто пришла домой потому, что надеялась на вашу защиту и помощь. Папа, мне больше некуда идти. Ты, мама, сестры — единственное, что у меня есть в этом мире.
Мужчина пристально смотрел на троллиху, в которой, с трудом, но еще узнавалась его дочь. Возле хлева стоят его соседи, которые видели возвращение, которые били ее, а потом принесли в хлев. Даже с соседями он чувствовал большее родство, чем с той, кто называлась дочерью и просила защиты. На манипуляции монстра он не поддастся никогда.
— Моя дочь Терисия сбежала из дома ночью, — спокойно сказал мужчина так, будто не слышал ее предыдущих слов, — она подставила меня под удар перед моим партнёром, которому была обещала замуж. Трое суток мы искали мою дочь всем селом, но нашли лишь изможденную похищенную той же ночью лошадь. Турецкий богатый жених отказался продавать мне свой товар, посчитал побег невесты унижением чести. Я из-за любимой дочери лишился товара и выкупных денег за невесту, на которые мы должны были жить всю зиму. Гордыня дочки привела нас к жизни впроголодь, и я проклял Терисию. Я сказал, что когда Тери вернется, прогоню ее или побью кочергой. Она мне больше не дочь и никогда ею не будет.
Слушая жестокие речи отца, девушка не могла узнать того мужчину, что сидит перед ней. Конечно, родители никогда не баловали лаской и нежностью своих детей, но она всегда считала своего отца мудрым, справедливым и верующим человеком. Прощать завещала дева Таина, помогать слабым просил Ангел Господень. Сейчас словно впервые видела алчную суть родителя, которую он никогда и не пытался скрыть — просто Терисия не хотела замечать реальных папиных целей в упор.
— Так это всё, что тебя волнует? — в голосе пленницы появилось растущее возмущение. — Деньги? Прибыль? Твоя дочь исчезла, а ты думаешь о потерянном зяте и товаре?
— Из-за тебя мы голодаем! — с надрывом кричал отец.
— И потому готов был пожертвовать мной? — все злее говорила Тери. — Продать меня незнакомцу? Почему же ты меня сразу троллю не продал на съедение, па? Для этого меня растил — на продажу, как корову или свинью? Для этого воспитывал в вере, приказывал хранить невинность — так денег получишь больше?
Мужчина хотел было что-то ответить, но запнулся, подбирая наиболее точные слова. Он даже вскочил с лохани, на которой восседал, подошел ближе к дочери и пригрозил указательным пальцем.
— Дочь должна подчиняться отцу, говорится в святом писании! А женщина — рабыня для своего мужа. Это закон божий, и не тебе, тварь поганая, хулить слово Господа! — истерично голосил он. — Ты мне не дочь! Моя дочь не стала бы…
Терисия перебила его:
— Не стала бы открывать рот. Да, отец? — Девушка, все еще сидевшая на грязном полу, внезапно схватила папу за ногу, отчего у того лицо искривилось в гримасе ужаса: — Омыть тебе ноги папочка? Как хорошая дочь я должна уважать родителей, даже если этими ногами они пинали меня, — Тери с силой дернула на себе стопу отца, он испуганно вскрикнул, и дочь его отпустила. Вреда она ему не нанесет, просто сил не хватит, но напугать могла и хотела. Отец в ужасе покинул хлев.
Гнев сжирал в девушке любые человеческие чувства, в какой-то момент она внутри стала настолько же ужасной, какой ее видели и снаружи жители деревни. Она забыла про боль, про жалость к себе, но злилась на всех этих людей, на помощь которых надеялась больше всего. Им плевать на то, что она пережила и испытала, что ее едва не сожрала толпа троллей. Теперь еще и Тери виновата в том, что их детей похитили! Девушка осознала, что после избиения и предательства нет в ней жалости и к детям, украденным троллями. Поделом! За свои гнилые душонки им только это и полагается — страдание.