-- У нас спортсменов развелось. Куда ни плюнь, в чемпиона попадешь. Все что-то лазают, лазают и щеки дуют. Я для них со всем старанием несколько ходиков ото мха очистил, а ни один до сих пор не прошли.
С тех самых, стародавних пор, когда Теплых пролез Дуськину Щелку, вошел он в столбовскую легенду. Уж сколько лет прошло с тех пор, а молодежи спуску не давал. Каждый сезон чистил Теплых пару новых ходочков для прыткой юности, и раскусывали их спортсмены не в один год, с кряком и, бывало, хряпом.
В прямой видимости у друзей было одно к тому напоминание. Скромное такое, Теплыховскими Петельками их прозывают. С мощного торца Второго Столба, на семидесятиметровой высоте проглядывалась первая. Зацепов там как есть нет, одни намеки. Вниз, по восьмидесятиградусному откосу широкой плиты, спуск вправо, траверс влево, а потом подъем. Мужики пробовали с верхней страховкой - через шаг не идется. Теплых вылазил оную без веревки, не понять на чем. А есть еще и вторая.
-- Да не туда смотришь, - перехватил их взгляды Теплых. - Там вам еще рано барахтаться. Там знать надо. А я пока не скажу. - И улыбнулся, сверкая стекляшками очков.
-- Вы меня и так зело-борзо напугали. Намедни Мясо вылазили?
-- Вылазили, - виновато протянул Петручио.
-- А почему мясом называется, в курсе?
-- Не в курсе.
-- А на фига на Новый Авиатор взгромоздились? Там зацепа хрустит - вот-вот вывалится. Кто просил?
-- Мы не знали.
-- Но хрустит?
-- Хрустит.
-- А на ней я всем телом повисаю. А вдруг ты не так ее хрустнул? А я после тебя.
Петручио выглядел виноватым. Плохиш смотрел на новоявленного учителя исподлобья с непониманием - шутит ли или вообще...
-- Ну ладно, слушайте про Мясо. Цыган тогда на нарах еще был, а у абреков всем заправлял сам Абрек с Угрюмым...
Утро стояло жаркое, под Первым у Слоника народ кишмя кишел. Я от остановки бегом поднялся, тут меня абреки и перехватили. Воскресенье, их гоп-компания в полном параде бисером на фесках играет, кушаками девок, как арканами гребет. Шум, гам, а они купаются в лучах славы.
Я тогда ход левее пятен почистил, прямо по стене. Он крутоватый получился. Калошики свежие нужны, аккуратность, концентрация и чтобы в духе. Меня Абрек про него и вопрошает.
Хотел было отшутиться, а он хмурый, назойливый такой. Мягко так стелет, но с нажимом. Я ему - ты с похмелья чай, вон какой сирый. А он - не твое дело. Мы поспорили, а ты показывай. А то треплет народ, поперек нашей гордости.
Лазал он здорово - природа. И никому в тех вопросах на Столбах не спускал. Ну, подлезли под начало. Там полка удобная. Сгрудились на ней кое-как. А жара, ухи заворачиваются. Хорошо, дождик намедни прошел, пыльцу пооббил. Я вперед Угрюмого пропустил. Подсказываю, куда ноги ставить, за что руками прихватиться. Кое-где и рукой под зад придерживал. А Абрек с тылу. Говорит, я сам. Дело такое. И пошли, упомянутым образом.
Уже во второй части хода мы за перегиб с Угрюмым выбрались, я с напряжения спал. Не приятно, когда такая туша над тобой гнездится и ножонками сучит. Вниз за перегиб глянул, а Абрек в клинче стоит. Руками в шелупонь вцепился и щеки дует.
Я бы к нему, да как? Угрюмый: - Абрек, ты что? А он: - День такой, видать не судьба. Свечку за меня поставьте.
Так вниз и ушел. Молча, без всхлипов. Только гул, как от снаряда, да стук снизу об землю. Мы спустились, а Абрека уже нет. Одно мясо. Через то ход Мясом и прозвали. Поосторожнее с ним, пацаны.
Теплых надолго замолчал, посерьезнел и как будто ушел в воспоминания. Затем вновь неожиданно улыбнулся, встал с камня, поднял руки к небу и потянул телом, хрустя всеми суставами.
-- Ну что, поехали?
-- Куда? - непонимающе ответил Петручио.
-- А вот сюда.
Прямо над плитой, на которой разложились приятели нависала трехметровая стенка. Венчалась маленькая продольным, закругленным карнизом с видимым отсутствием зацепок на верху. Между плитой и основанием стенки промежуток глубиной полметра, присыпанный землей. Если падать с карниза - аккурат мимо плиты, и перелом голени обеспечен.
-- Я этот выход всем спортсменам уже показал, - доверительно сообщил друзьям штатный первопроходец. - В том году почистил. Они вроде клюнули и кинулись, а не еть. Я тогда до охотчих довел - тому, кто пройдет, ящик шампанского. Дома в кладовой уже год стоит, пылится.
Плохиш с чмоком облизнул сухие, потресканные губы. Влага была бы к месту. Теплых не на шутку грохотал суставами, растягивая мышцы перед хорошим, предельным усилием. Засим он, будто кречет повертел головой с боку на бок, поправил очки, запустил пальцы в мешочек с пыльцой канифольки. Потом крякнул для разгона и прилепился к стеночке. Висеть на ней был полный неудобняк.
Прихватив за мизерную зацепу правой, он перешел левой рукой в еле выделенный подхват. Задрал ногу на пологость повыше, аккуратно нагрузил ее и встал, сразу же положив ладонь правой руки на пологость над карнизом. Зацепов наверху не было, и Теплых использовал силу трения руки о покатую полку.
Он свисал вниз спиной столь опасно, что друзья подлетели под него, организовав нехитрую гимнастическую страховку. Падать в таком положении означало сломать позвоночник. Уже один вид этого активно не нравился гражданину Петручио.
Тем временем Теплых сосредоточился и произвел гигантское, почти отчаянное усилие, правой рукою перейдя в противоупор. Быстрым броском его левая рука оказалась рядом, он отжался на равновесии, подтянул ноги и оказался на верху.
-- Так-то, мальчики. Если выйдете, шампанское за мной. Целый ящик! - Теплых собрал нехитрую амуницию, махнул им рукою и ускакал вверх. Затравка была подвешена перед самым носом у гончей. Плохиш продолжал облизываться.