Если бугры на руках, как у слона зарплата - бойцом будешь. Если пальцы резвые и тонкие - каталой или карманником. Башка варит - в бригадиры. А если с высотой на "ты" и в душе ветер - самое время форточником. Сезамы квартирных многоэтажек вскрывать, а за ними добра - греби лопатой.
Опять же место сбора вполне официальное. Ментам в тайгу недосуг. Чего пожрать, а и выпить - у отдыхающих в горле застряет. Еще спасибо скажут, что помогли избавиться, разживешься табачком импортным на халяву.
Форма одежды, почитай, своя, при параде. Шмары фески бисером обошьют, чтоб плешь не проело на голове. Жилетки нарядные, как попугайчики, в золоте и орнаментах. Кушачком трехметровым вокруг пояса повяжутся и в люди, в народ идут. На подвиги, дисциплину поддерживать в тайге. Уважение день-деньской, рай казенный.
Кто в тайге за хозяина, тому как есть рожу начистят. (Казусы, что сам из трусов выпадешь). Подловили как-то абреки мужичка без курева, да за такое искреннее неуважение к хозяевам отметелили вдрызг. А тот обиду затаил. Настырный до безобразия. Грит - поквитаюсь. Ему зубы и выбили, чтоб не скалился, жлоб поганый.
Год прошел, может и поболее. Абреки долго зла не помнят и долги иногда прощают. Мужичек тот на Столбах не появлялся. Кто его знает, что в городе делал? Может, силу копил, может, в секциях груши лупил или подтаскивал кули с цементом на стройках. Ну нет его в поле зрения.
Идут как-то летом двое - Халява и Жмурый, с губ на земельку слюну через папироски цедят. На народец зыркают, кисточками на фесках из стороны в сторону качают. Отдыхающий с ними здоровается, по именам величает, кажет уважение. Приятно.
Только к двум телкам приладились, на полянку вышел мужичишка. Накачанный, словно таракан беременный. Улыбается, кажет зубы железные, вставные. Будто нарваться захотел.
-- Здорово, щень абречья, - говорит. Халява аж оторопел, Жмурый цигарку на пол сплюнул. А мужичок скалится сытно, хитро.
-- Ты что, мужик, охренел? Ты на кого кидаешься, порядка не знаешь? - уже угрожающе прошипел Жмурый.
-- А вы не абреки случай? - проворковал голубь неугомонный, - а то мне долг вернуть треба, застоялся уж.
-- Абреки! А какой долг? - вопросил Халява и передвинул для удобства папироску в левый угол тонкогубого рта. Жмурый с боку, недобро надвинулся на обидчика. Юные любительницы отряда смелых, чуя драку и зрелище, отошли в сторону.
-- А вот этот! - выдохнул мужичишка и коротким хуком с правой руки вбил цигарку и спелые зубы прямо в пусторотый провал Халявы.
Не дремлющий и ловкий Жмурый с замаху двинул было в рожу обидчика привычным кулаком, но достал воздуха. Тот, подлец, присел профессионально, по-боксерски, ушел вниз и оттуда выцепил левой рукой неприятельские ребра апперкотом. Жмурый от боли аж взревел, а мужичишка улыбался, как ни в чем ни бывало.
-- Должок, значит, - отрезюмировал нападавший.
Тут поднявшийся с колен, упорный Халява понесся на обидчика, на таран головой. Но не попал, просквозил мимо натренированного мужичка и с размаха улетел в кусты.
- Да ты, бл... - хотел было сразить врага фразой Жмурый, - на кого руку? - Но замолчал, проглотив осколки зубов и недобрую улыбку, так и не успевшую сойти с битого лица.
А мужичишка зла на них более не держал, добивать не принялся. Только плюнул в сторону стоящих на карачках и харкающих кровью абреков нелепую фразу:
- Вы паханам скажите, чтоб с тайги убирались, а то денег на вставные челюсти не хватит. До следующего воскресенья даю вам время.
Когда телки с воем и визгом прибежали на стоянку под Второй, когда паханы уяснили, в чем тут дело, и кучей вывалили на тропу изловить наглеца, было поздно. Троп в тайге множество великое, а мужичков всех не перебьешь. И если съездили в тот вечер кому в случайное ухо, то он обиды не прощал теперь точно.
Тайга слухами, как сорной травой обрастает. Если абрекам под зад наподдали - значит, как есть неприятности. А их не оберешься, когда другим на подносе кулак приносил. Может, с этого у абреков и началось веселье общее.
Следующее воскресенье до обеда абреки бегали всем гуртом. Наконец сообразили, что тропы загодя не обойдешь, и разбились на боевые четверки. Да на этом и прокололись. Одна из четверок хором лишилась зубов, мычала и плакала, подрывая годами заработанный лихой авторитет.
Мужичишка оказался на диво ловкий. Наподдал бугаям так, что те ни тяти, ни мамы. А опосля очередного геройства как в воду канул. Паханы же вооружились кистенями да заточками, грозились бить наповал, но толку ноль. Какие они хозяева, когда рожи от фингалов сивые? Остальной народец на рожон не лез, но и в ус не дул веником. Смеялся почти в открытую.
Следующей субботой того хуже. Застал мужичишка четверку при абрековском полном параде, у Первого Столба, принародно.
-- Абреки вы мальцы или не абреки? - для верности вопросил.
Один из них был уже битый, синяки не сошли. Знал паренек, что к чему и подрастерял нахрап к делу.
-- Не абреки мы, мужик. Так, на Столбы ходим, отдыхаем, - говорит. И прячется виновато за плечи волонтеров.
- Ну, тогда я абрек, - ухмыльнулся мужичишка и достал ближнего кулаком так, что тот полетел вниз, к Слонику вверх тормашками. Тут и драки уже не было никакой, - избиение младенцев. Но младенцев тех народец недолюбливал, в ладошки хлопал. Достали они всех. Вот и возрадовались ими битые.
Мужичок тот на Столбы более не приходил. Надоело ему, видно, кулаки ранить о гнилые зубы. А паханы озверели в конец. Обрезы из заначек достали, кистени. Ходят по тайге, рыскают гада. Неприятностей не оберешься. К спортсменам пристают, говорят - мужичишка из ваших.
И дело прияло вовсе дурной оборот. Однажды, с пылу с жару, абреки налетели на крепких ребят. Те в долгу не остались, кулаками чесать умели здорово. Гульбище завязалось что надо, да опять не в пользу хозяев. Тут кто-то обрез из-под полы и достал. Смертоубийство учинили, а власть таких дел не прощает никогда.