Зверь не отводил он них немигающих неестественно-фиолетовых глаз. Потом тряхнул головой, и Жюли заметила ещё одну странность:
— Погоди-ка, да у него четыре уха!
— Где? — Коржикова упёрлась носом в решётку, совсем не давая глядеть. — Ой, правда!
— Подожди…
Жюли воровато обернулась на проход во вторую часть стационара, но всё было тихо. Наверное, медсестра слишком увлеклась игрой и не слышит возню за попугайскими криками. Убедившись, что их не заметили, Жюли мысленно хихикнула и открыла клетку, не сразу сообразив, что для этого надо провернуть заглушку не только наверху, но и внизу, где животное точно не достанет. Но не успела дверца распахнуться, как неведома зверушка молнией вылетела наружу и бросилась наутёк.
— Блин!.. — шёпотом взвыла Коржикова и на цыпочках побежала из стационара догонять. Жюли припустила за ней, внутренне обмирая от собственной глупости и от удовольствия, что наконец-то сделала что-то немыслимо дурацкое и совершенно точно запрещённое.
Белый зверь метался в коридоре — хвост шарфом стелился за ним, уши белыми тряпками реяли в воздухе. Потом, углядев первую попавшуюся приоткрытую дверь, бросился туда. Они следом.
— Блин!!! — Коржикова уже не постеснялась закричать вслух, и было от чего: прыткое животное вскочило на подоконник, а оттуда в форточку — и только хвостиком махнуло, как золотая рыбка!
Не прыгать же следом. Вот они и помчались, как белые люди, в обход, через единственную известную им дверь, с одной мыслью на двоих — поймать и вернуть на место, если раньше не удерёт неизвестно куда. По дороге им встретилась Кукушкина, но останавливаться и объяснять ситуацию было некогда.
Зверь, как ни странно, стоял на тротуаре под самым окном, словно их ждал. Наверное, его оглушили улица и солнце, а может, и лужа от вчерашнего дождя под лапами. Но на топот он обернулся и тут же припустил вдоль по улице. А они — следом, не разбирая дороги, пока не обнаружили себя в каком-то жутковатом углу за домами. Жюли уже подумывала снять плащ, чтобы накрыть этого… котокролика, как вдруг он заговорил каким-то ненастоящим писклявым голосом, но самым что ни на есть русским языком.
В первый момент она даже подумала, что ослышалась. Растерянно обернулась на Коржикову и увидела у той совершенно вытянутое лицо и глаза огромные, как чашки. Второй мыслью было, что их кто-то пранканул, но она её отмела — слишком сложно для розыгрыша.
— Ну, привет, аниме про девочек-волшебниц, — раздался сзади ошарашенный голос Кукушкиной. — Я поняла, ты кюбей, а мы сэйлор-воины, ага?
Зверь уселся на куче битых кирпичей и энергично почесал за ухом задней лапой:
— Есть что-нибудь от блох? А то закусали.
Кукушкина отодвинула Коржикову локтем и прошла вперёд, бросив вещи прямо на газон. Ой, они же второпях забыли забрать у неё рюкзаки. Она что, с ними так и бегала, бедная?
— Ты ва-аще кто? — Кукушкина присела на корточки напротив котокролика. Ничего не боится. Даже затылок любопытством дышит.
— Если хотите, то ваша коллективная галлюцинация.
— Коллективных галлюцинаций не бывает, — возразила Жюли, слегка осмелев. Говорящий котокролик, эка невидаль. Кукушкина права, в мультиках столько белых волшебных зверюшек, что это давно стало избитым штампом. И вообще, ей, наверное, всё это снится, так как в мире не бывает жалующихся на блох четвероухих котокроликов.
— Ну, тогда я Кинтсеверубтееродрог, так устроит?
Ничего себе… Это имя или фамилия?
— Ой, девочки, — слабым голосом протянула Коржикова, — я сейчас в обморок, кажется, упаду. Ущипните меня, мне это снится.
Жюли с удовольствием и очень добросовестно выполнила просьбу, так, что Коржикова даже взвизгнула — мелкая месть за мытьё полов. Хотя ей очень хотелось, чтобы её тоже кто-нибудь ущипнул или стукнул. Опять у них с рыжей мысли сошлись. А Кукушкиной хоть бы хны, сидит, зверя разглядывает:
— Кинтс… как-тя-там. Ты откуда ва-аще такой красивый взялся?
Котокролик заметно приосанился и уселся, по-кошачьи обернув лапки хвостом:
— Из дома. И с удовольствием туда вернусь, как только крылья с кристаллом обратно заберу, — он вдруг смешно зашевелил носом, принюхиваясь. — Шоколадкой пахнешь.
Крылья. Шоколадки. Говорящий котокролик. Ну и ну.
Кукушкина обернулась. Глаза у неё горели от азарта, как ярко-синие фонарики.
— Вы где его нашли?
— В комнате с клетками, — проблеяла Коржикова. Она на самом деле побледнела, словно всерьёз собралась отправиться в обморок, даже конопушки резче выступили.
— В стационаре, — поправила Жюли. — Мы поспорили, кто он конкретно — кот или кролик, и открыли клетку, чтобы достать и посмотреть. А он сбежал.
— Ну да, такого мутанта в любом зоопарке с руками оторвут…
— Я бы попросил! — возмутился котокролик-как-его-там. — Я не мутант, я сам по себе такой! И меня не с руками отрывали, а… Впрочем, ладно. Вам это всё равно будет скучно, так что я пошёл.
Вот неприкрытая провокация, мол, выслушайте, девочки, мою слезливую историю и давайте вместе мир спасать. И пока никто не успел возразить, Жюли немедленно сказала:
— Ну, тогда до свидания.
— Ба-ай, — весело помахала ручкой Кукушкина. Ого, она тоже поняла, что их пытаются надуть. А вот котокролик, похоже, такого варианта развития событий совершенно не ожидал — мордочка у него обиженно вытянулась, но он тут же взял себя в руки, то есть в лапы, и с головой выдал, что ему на самом деле надо:
— Впрочем, за шоколадку я бы рассказал, как было дело.
— Шоколадку я тебе и так, может, дам, — хмыкнула Кукушкина и потянулась за вещами. — И сушек отсыплю, если хочешь.
— Хочу, — котокролик в два прыжка оказался рядом и бесцеремонно сунулся в её сумку. — Ух, ничего себе запасы, даже отвёртка. Ты на полюс, что ли, собралась?
Кукушкина так же бесцеремонно хлопнула его по носу:
— Брысь, животное.
И поставила перед ним полпакета сушек.
Котокролик немедленно утонул там с ушами и жадно захрустел на весь квартал.
— Хруп, — вдруг вполголоса констатировала Коржикова. И сразу стало ясно, что никакого другого имени Кинтсу-как-его-там не надо.
— Хозяюшка, — съязвила Жюли, — дай воды напиться, а то так есть хочется, что переночевать негде…
Заезженная шутка прозвучала жалко, но Коржикова с Кукушкиной всё равно прыснули.
— Переночевать, — донеслось из пакета сквозь хруст и чавканье, — мне не нужно. Мне бы что-нибудь от блох, а то нацеплял. И ещё крылья и кристалл забрать и не попасться снова. А то домой не доберусь.
— Ты всегда такой нахальный? — на всякий случай уточнила Жюли. Состояние у неё было, словно она занырнула под воду и висит, пока дыхания хватает. Даже в груди теснило.
— Нет, — буркнул котокролик и стряхнул с ушей пустой пакет. — Только когда голодный. Где моя шоколадка?
— Во-первых, шоколадка моя, — в голосе Кукушкиной звенела ирония. — И это я решаю, с кем ей делиться. А во-вторых…
Она вдруг схватила Хрупа поперёк живота, крепко прижав к себе обеими руками.
— Попался. Пошли назад.
— Куда — назад?! — со страшным подозрением спросил котокролик и тут же задёргался изо всех сил. — Не-не-не-не-не! Я так не договаривался!
Но вывернуться у него не получилось. То ли держали крепко, то ли на самом деле не очень старался.
Жюли подняла пустой пакет из-под сушек:
— Всё съел… Девочки, где ближайшая урна?
— Не знаю, — пропыхтела Кукушкина. Наверное, удерживать Хрупа было непросто, но она не сдавалась. — Потащили, что ли?
И вдруг очнулась Коржикова, разразилась рёвом на всю улицу.
— Ты чего? — Кукушкина чуть не разжала руки.
— Не му-учьте его! Мне его жа-а-алко! — прорыдала рыжая.
— Ну хоть кому-то, — проворчал Хруп.
— Вот вас в кле-етку посади-ить!.. — слёзы брызгали на метр вперёд, Жюли даже отодвинулась.
— Да мы прикалываемся, — растерялась Кукушкина. — Чё он… Не надо ваще борзеть.
Котокролик наконец вывернулся из её рук и моментально запрыгнул на плечо к Коржиковой, улёгся, как кошка, и спросил с самым умильным видом: