– Ты выглядишь, – попытался изобразить радость Лансер, увидев ее у главного зала, – потрясающе.
– Я выгляжу ужасно, – фыркнула девушка.
– Да, это ужас, извини, – выдохнул он, будто с его плеч свалился тяжкий груз.
– Я лучше никуда не пойду в таком виде, – отвернулась Кристин. – Даже не могу выразить насколько ужасно я себя в этом чувствую. Культурно выразить.
– Не переживай, – остановил ее Лансер, – многие обеспеченные дамы будут выглядеть так же. В худшем случае тебя просто не заметят.
– А в лучшем?
– Даже так ты красивее их всех, – улыбнулся юноша. – У меня для тебя подарок.
***
"Свое путешествие мы, естественно, начали с окрестностей Аленора. Смею разочаровать вас, дорогие читатели, но даже лучшие художники не способны передать ту красоту и величие, что предстала перед нами вживую" – Пешком по миру: Том 4.
Из дневника Кристин Тэйн:
"Я до сих пор храню его. Конечно, он не выглядит так же, как тогда, но… В тот день я закрывала лицо этим веером, если видела, что на нас кто-то смотрит. Это было почти всегда, так что и лицо я почти всегда закрывала. Сейчас он напоминает мне о тех днях. Одним движением руки его уже не закрыть, но мне оно и не нужно. Бережно сворачивая его, я мысленно прощаюсь с тем временем. Он стал дверью в эти воспоминания.
Платье я, кстати, в итоге порвала. Произошло это не то что бы случайно, но и не специально. Просто так бывает, когда хочешь чего-то, и оно происходит само собой. В начале дня я всего лишь ужасалась от самой себя, а вот к вечеру я уже ненавидела это платье больше всего на свете. Оно было таким тяжелым и, мало того, был еще и корсет. Никогда в жизни мне не было так тяжко ходить, но потом случилось нечто более страшное – мне пришлось в нем сесть. Я просто не могла понять, как это сделать и еще хуже было то, что придворные дамы все это время косились на меня и украдкой смеялись. Если бы не присутствие рядом Лансера, они бы вряд ли стали скрывать свои насмешки.
Тем вечером мы были в театре. Лансер говорил, что это будет комедия, но я ее не поняла вовсе. Возможно, это можно было бы списать на мое происхождение, но те самые дамы больше смеялись с моей неуклюжести при попытке сесть, чем со всего представления.
И все же я была потрясена. Когда я поняла, что происходящее не сцене меня совершенно не волнует, я начала разглядывать сам театр. После представления я еще долго не хотела уходить оттуда. Из раза в раз я осматривала его сверху донизу и всегда замечала то, чего не видела прежде. Я видела ту заботу, с которой автор возводил это творение. Все до самых мельчайших деталей, которые вряд ли заметил бы пришедший сюда, было выполнено великолепно. Вряд ли оно было создано для людей. Для императора, придворных, меня или кого-либо еще. Человек, создавший это, трудился в первую очередь для себя. Ему было интересно свое творение. Думаю, что именно так и создается искусство.
Платье же я порвала в Летнем Саду. Еще одно место, поразившее меня в свое время. Я выросла в лесной местности и никогда не думала, что какой-то сад способен меня удивить. Он и не удивил, но было в нем нечто особенное. В отличие от театра, это никто не строил. Человек лишь направлял, заботился и ухаживал. Здесь не было той неряшливости дикой природы, но в то же время сложно было сказать, что вокруг живут люди. Аккуратные тропинки вели нас от самого входа, петляя между вековыми деревьями. Иногда тропинка превращалась в ступени из корней, иногда эти же корни так сильно выныривали из-под земли, что образовывали собой удобные лавочки. Сама тропинка шла вокруг озера, находившегося в центре всего сада, и там я впервые своими глазами увидела настоящих лебедей.
В Алый дворец мы вернулись поздно. Платье и корсет выбили из меня почти все силы, но спать я легла лишь под утро, после того как с трудом смыла с себя всю краску. Тем больше была моя злость, когда Луиза закатила мне истерику и заявила, что я вообще не имела права портить ее работу. На наши крики сбежались все рядом стоящие преторианцы. Так или иначе, после этого уже никто не пытался сделать из меня чучело.
Служанки помогли лишь принять ванну и расчесать волосы. Я была настолько зла, что не позволила даже закрасить синяки. Платье, которое дала мне Анна, надевалось легко и самостоятельно. Оно не было роскошным и пышным – как раз наоборот. Утонченное, без ярких цветов и ненужных украшений и в том была его красота. Полупрозрачные, черные рукава идеально подходили под темно-синий шелк. Талию окружала черная лента, а подол опускался чуть ниже колен. Тогда же я впервые надела подарок от брата. Серебристый медальон с выпуклым узором четырехконечной звезды, между лучей которой были выгравированы синим цветом странные, не понятные, но красивые символы.