Митрич, красный как рак, сидит тихо на диване и, изредка цокая языком, осуждающе качает головой.
Я стою, понурив взгляд. Сказать в оправдание нечего.
- Дура @бнутая! Его вчера с Шумовыми видели!
- Я не знала… Он сказал, что хочет отомстить им за отца…
- Тебе и не надо ничего знать! Сиди и не высовывайся!
Разбрызгивая слюну, дядя бьет кулаком по столу. Седые волосы стоят дыбом, лицо покрыто бордовыми пятнами. Подбородок мелко трясется.
- У Валентина онкология, - попав в паузу, вставляет Митрич.
- Это же хорошо?.. – шепчу я, - или нет?..
- Хорошо?! – орет дядя, - да он знает, что я его щенков в порошок сотру, как только он сдохнет. На меня снова охота сейчас начнется!
По телу прокатывается дрожь. Я не хочу пережить это снова.
Дядя прав. Перед смертью Шумов захочет зачистить город для своих сыновей. А это значит, в ближайшее время от него можно ожидать чего угодно.
- Как ты не понимаешь, он через тебя до меня добраться хочет!
Меня снова бросает в дрожь, и теперь трясет, не переставая. От мысли, что это правда.
От мысли, что Марк снова меня использует.
Дядя еще долго орет на меня, Митрич, думая, что никто не видит, глушит коньяк. А я снова, как восемь лет назад, чувствую себя ничтожеством.
Глава 9.
Глава 9.
Этой ночью уснуть так и не получается. Бездвижно лежа на спине, я смотрю в потолок. За окном стрекочут кузнечики, в вольере подвывает Вольтер. Его суку, из-за начавшейся течки, пришлось убрать на другой конец двора, но он все равно чувствует ее.
Теперь страдаем с ним на пару.
Мне тоже плохо. В груди все стянуто, и болит сердце. За всех. За дядю, у которого подскочило давление, за Митрича, которого мой поступок нехило тряханул, за Алекса, за мудака Кляйса, который сейчас неизвестно, где и… за себя, дуру.
Жалко себя тоже. Не дал Бог ума. Недостойна я своей фамилии.
Тяжело вздохнув, встаю и подхожу к окну. В окнах Алекса темно. Появляется соблазн эгоистично прервать его сон. Пойти к нему и потребовать, чтобы он занялся со мной сексом.
Иногда я так делала, но сегодня не тот случай. Секс не вернет меня в его глазах на прежний уровень. Похоже, я его разочаровала.
Утром, когда с первыми лучами солнца, доберман перестает, наконец, выть, я ненадолго проваливаюсь в сон.
Будит меня Катя, наша горничная. Стоя у кровати, тихо зовет меня по имени.
- Что? – хриплю спросонья.
- Вас Олег Петрович зовет.
- Я сплю.
- Он сказал, это срочно.
Издав протяжный стон, я тру глаза. Ведь не отвертеться.
- Иди. Скажи, сейчас приду.
Кивнув, горничная исчезает.
Не любит меня, нутром чую. Всегда подчеркнуто вежлива, а в спину злобой дышит. Думает я не вижу, как она на Грозового слюни пускает. Знает, что на соперницу мою не тянет, от того и бесится, сучка.
Умывшись и почистив зубы, спускаюсь в кабинет.
Дядю еще не отпустило. Психует, дергаными движениями поправляя на шее галстук.
- Из дома ни ногой.
- У меня дела в городе.
- Перебьются твои дела, - отрезает жестко.
Я тут же взвиваюсь. Смирение не моя добродетель. Головная боль и недосып не добавляют позитива.
- У меня бизнес и дела, которые не терпят моего отсутствия!
- Рот закрыла! – рявкает дядя.
- Я не собираюсь сидеть взаперти, как нашкодившая соплячка!
- Рот, я сказал, закрыла! Не соплячка она!.. Мокрощелка безмозглая! – удар кулаком по крышке Макбука, - если понадобится, в вольере с собаками будешь сидеть!
Я падаю в кресло. Желание спорить испаряется как спирт на коже. Давно я не видела дядю в таком состоянии. Не к добру это.
Прикрыв глаза, устало тру лоб ладошкой. Он тоже выдыхает и, глянув на часы, поднимается на ноги.
- Дядь, - зову в спину, когда он уже выходит из кабинета, - с Кляйсом что?
- Еще раз услышу от тебя про него, я его урою!
- Выгоните его из города.
- Без тебя разберемся, - бросает через плечо, прежде чем хлопнуть дверью.
Заглянув на кухню, прошу Люсю организовать мне поздний завтрак и иду принять душ. А после велю заменить все розовые букеты в доме. Делается это раз в три дня, чтобы аромат свежих роз никогда не выветривался.
Выбираю из свежих цветов бордовые французские розы и несу их к бабушке. Знаю, она их не любит, но я все равно делаю это из вредности.
- Опять веник притащила, - ворчит бабка, раскачиваясь в кресле – качалке под старинный романс в исполнении Изабеллы Юрьевой.
- Может, хоть немного перебьют вонь табака.
Ставлю букет в керамическую вазу и сажусь напротив старухи. Закрыв глаза, она подпевает Изабелле скрипучим голосом. Я дожидаюсь, когда пластинка прокрутится и убираю с нее иглу.