Рыжеватый мальчик в залатанной куртке, коротких штанах, полосатых чулках и деревянных сабо, улыбаясь сквозь слезы, смотрел на старого моряка. Белые лучики морщинок на темном, словно закопченном лице, длинные пряди седых волос из-под шляпы, медная серьга в ухе — свидетельство прохождения мыса Горн, белая борода, валиком окаймляющая длинное худое лицо, в крупных желтых зубах трубка, которая вынималась изо рта только когда ее хозяин вливал в себя очередную порцию грога и тотчас водворялась на место, — таков портрет китолова Антти Нурдарена, как он представился юному Фабиану Хуку при встрече в порту. Вместе они обошли не одно судно, предлагая свои услуги и везде встречая отказ — хорошо если равнодушный, а то и насмешливый. Устав и продрогнув, они, по предложению Антти, зашли в трактир «Бросим якорь?».
— Ты теперь к отцу вернешься, в Тенала-приход?
— Не знаю…
— Возвращайся, — посоветовал Антти. — Не то он сам тебя разыщет — хуже будет. А вообще ты чудак! Ведь твой отец трактир держит, ты говорил. Сытая жизнь, ха! Чего тебя в море потянуло? Другое дело я: родителей не знал, вырос в сатама[14], попрошайничал, воровал. Море дало мне все, чего у меня не было, — дом, работу, еду. А у тебя, малыш…
Он не договорил, уставившись на вновь вошедшего в таверну посетителя. Это был хорошо, даже изысканно одетый молодой мужчина. Весь его облик настолько не соответствовал заведению, где сидели в основном моряки и портовые босяки, что казалось, господин этот заблудился. Но он уверенно вышел на середину зала и громко сказал, обращаясь сразу ко всем:
— Я капитан Гольминг. Мой бриг «Орел» сегодня вечером снимается в рейс на Гулль. На борту нет повара. Кто желает пойти со мной?
Моряки загомонили, комментируя предложение и с недоверием посматривая на капитана. Судя по всему, он был новичком в этом порту. Антти Нурдарен тоже высказывал сомнения, размышляя вслух:
— Конечно, какая-никакая, а работа… Но… гарпунер — и вдруг коком, ха! Да еще к такому щеголю. Ему небось подавай разносолы и при этом еще ножкой шаркай…
Капитан Гольминг с непроницаемым лицом слушал реплики, несущиеся к нему со всех сторон, но когда какой-то упившийся бродяга начал со смехом обсуждать его костюм, который годился якобы лишь для обольщения богатых вдовушек, капитан спокойно подошел к нему, взял за ворот и на вытянутой руке понес к выходу. Там он наподдал бродяге ногой под зад, и тот вылетел на улицу. После этого вынул из-за обшлага белоснежный платок с кружевами, отер руку.
— Итак, — повторил он, — кто желает пойти со мной в рейс?
— Я, черт меня побери! — вскочил с места Антти.
— Ваше имя?
— Антти Нурдарен, геррэ капитан!
— Вы повар?
— Могу и поваром, где наша не пропадала. Только готовить всякие там деликатесы я не обучен, так что…
— Это не потребуется, — остановил его Гольминг. — Готовить будете обычную морскую пищу, причем как для матросов, так и для офицеров. Согласны?
— Да, геррэ капитан.
— Тогда заключим контракт.
Капитан подозвал нотариуса, который постоянно ошивался при таверне. Тот, зная, что от него требуется, ловко выдернул из-за уха гусиное перо, обмакнул его в чернильницу, висевшую на поясе, и быстро накатал текст договора. Он почтительно протянул перо Гольмингу, а когда капитан расписался, нотариус, даже, не спрашивая, грамотен ли матрос, буркнул:
— Давай сюда палец.
— Чтобы ты его чернилами вымазал? — усмехнулся Антти. — Э, нет, так я на тебя стану похож, ха! Я лучше по-нашему, по-матросски…
Он поднял оловянную кружку над горящей свечой, и когда донышко закоптилось, прислонил к нему большой палец и тут же оттиснул его на бумаге. Контракт был заключен.
Фабиан наблюдал за этой сценой со смешанным чувством. Мальчик радовался, что старый моряк нашел наконец работу, хотя и не совсем такую, какую хотел, и в то же время ему было грустно, что его-то надежды не сбылись, что вот сейчас, через минуту, он останется один и ему придется возвращаться в постылый Тенала-приход Гельсингфорса[15], где ждут его слезы матери и побои отца. А море… Оно было рядом, за окном, и… так далеко.
Мальчик невидяще смотрел в крышку бочки, заменяющую столешницу, чувствуя, как слезы вновь накапливаются в глазах. Антти, искоса посматривая на него, догадывался, что происходит в душе мальчугана, и, хотя капитан уже дал знак следовать за ним, мешкал. Потом, глубоко вздохнув, решился:
— Геррэ капитан! Может, и малыша возьмете? Шустрый паренек, смышленый…