По мере приближения к центру деревни становились слышнее рокотание барабанов и резкий визг пищалок. Бару указал в этом направлении рукой и что-то сказал Спартаку. «На праздник зовет», — сообразил юнга. Конечно, интересно было бы посмотреть, но ведь его ждут — беспокоятся товарищи, больной братан. Бару снова сделал приглашающий жест. Неудобно было Малявину отказывать новому другу, тем более что тот водил его к голландцам, хотя ему наверняка не хотелось идти туда…
— Ладно, пойдем. Только на минутку.
Островитянин радостно заулыбался и сказал что-то Тэн, которая тоже просияла. Она вообще не сводила глаз с белого мальчика.
На поляне, у хижины вождя, сидело на земле, образовав круг, все племя. Островитяне ярко раскрашены и празднично одеты, если можно так сказать о наряде туземцев: разноцветные перья в волосах, бусы из кораллов и ракушек, на руках и ногах травяные браслеты, за которые заткнуты свежие цветы.
В центре круга мужчины — одни в жутких громадных масках, другие без масок, с копьями — исполняли какую-то воинственную пляску. Изображалась, наверное, борьба людей со злыми духами.
Появление Спартака в сопровождении ребят было встречено приветственным гулом. Вождь племени, толстый старик, весь покрытый татуировками, усадил юнгу на самое почетное место — между собой и жрецом.
Танец, который длился долго и был довольно однообразным, не очень понравился Спартаку, но он по окончании его вежливо похлопал в ладоши, чем, кстати, немало поразил островитян. А вот следующий номер его заинтересовал, это было необычное представление.
В круг вошли пятеро мужчин и одна женщина. Все они были вымазаны с ног до головы белой краской. Барабан загрохотал быстро и тревожно, высокие звуки дудок стали напоминать вой ветра. Шестеро артистов повалились на траву и застыли в живописных позах, изобразив не то спящих, не то мертвых. В круг вбежал еще один туземец, этот был в своем обычном обличье. Он увидел лежащих, обернулся назад, помахал кому-то. Появилось еще несколько человек. Они опустились на одно колено, как в каноэ, и, гребя воображаемым веслом, «поплыли» к тем шестерым…
Спартак начинал понимать: показывалась история спасения коперниковцев. Он увидел то, чего не мог видеть раньше: как их неуправляемую шлюпку ветром вынесло на рифы, как застряла она между двух валунов, как подошли на своих каноэ островитяне, которые перевезли моряков на берег.
Спартак смотрел пантомиму не отрываясь и даже не замечал, как менялось выражение его лица: он то хмурился, то улыбался, а то и прости открывал в изумлении рот. Очень здорово было все показано, как в на стоящем театре!
Когда представление окончилось, он долго аплодировал. Бару и Тэн, подражая ему, тоже хлопали в ладоши. Праздник еще продолжался, но юнга ушел. Он спешил к своим.
ХЛЕБ ДА СОЛЬ
Откинулась циновка, прикрывающая вход, и вошли два туземца с корзиной. Принесли еду: жареную рыбу, плоды хлебного дерева, убикаю[136] и несколько кокосовых орехов. Коперниковцы поблагодарили островитян и сели обедать. Только доктор почему-то не спешил присоединиться к товарищам. Он задумчиво мерил шагами хижину.
— Игорь Васильевич, что же вы?.. — позвал его Спартак. — Садитесь с нами.
Доктор подошел.
— А не кажется ли вам, друзья, что мы… гм… стали в некотором роде нахлебниками?
Все недоуменно воззрились на него.
— Да, да, нахлебниками жителей деревни, которым и без нас живется не очень сытно. Считаю, что мы достаточно окрепли и должны сами добывать, как говорится, хлеб насущный. К больным, разумеется, это не относится…
Володя Шелест приподнялся на локте.
— Что до меня, то я здоров и готов выполнять любую работу. Ну честное комсомольское, Игорь Васильевич, я отлично себя чувствую!
— Лежи, лежи! Мне лучше знать, как ты себя чувствуешь… — ворчливо сказал доктор и покосился в ту сторону, где лежал Витька Ганин.
Спартак перехватил этот взгляд. Он давно заметил, что белобрысый больше всех беспокоит доктора. Витька выглядел совсем здоровым, он даже поправился, но вел он себя как-то странно: сутками не вставал с лежака, не отвечал на вопросы, смотрел, не отрываясь, на дверь. Ко всему безразличный, он оживлялся только когда приносили пищу, ел жадно и неопрятно.
— Так вот я предлагаю, — продолжал Игорь Васильевич, — завтра же с утра отправиться в лес на заготовку продуктов питания. Со мной пойдут Аверьяныч и Малявин. Светлана Ивановна останется с больными. Нет возражений?