Ван Ювэй приблизился к бандиту, разглядывавшему самородок, молча забрал его и жестом велел развязать и обыскать Сергуньку. Из его карманов извлекли хрустальный шарик-пробку от флакона с духами, увеличительное стекло, латунную гильзу, гайку и много другого добра, которое являлось для любого мальчишки богатством, а для любого взрослого — бесполезным мусором. Золота больше не было, Сергуньку опять связали и потащили в дом.
Один угол в фанзе был перегорожен решеткой из толстого бамбука; закут явно служил тюремной камерой, и Сергуньке суждено было стать не первым в ней заключенным: на земляном полу лежала циновка из сгнившей соломы, стояли миска и кружка.
Бросив мальчика за решетку, бандиты расселись на табуретах и кане и начали играть — одни в кости, другие в карты. Играли они с замечательным хладнокровием, ничем не выказывая волнения и азарта, которые, конечно, наличествовали; не было ни споров, ни шума, только слышались время от времени короткие реплики, произносимые спокойными голосами.
Сергунька застонал, требуя к себе внимания, но игроки даже не повернулись в его сторону. Он очнулся от боли, причиненной тонкой, но крепкой веревкой, впившейся в его тело, а может быть, от холода земляного пола, от которого не могла защитить прелая, расползшаяся циновка.
…Судьба хранила мальчика целое утро. Отпущенный матерью до обеда, он гулял в окрестностях хутора, рыбачил на Сидеми, купался на озере Лебяжьем, собирал водяной орех-чилим[75] и вернулся к дому уже после того, как там произошла кровавая расправа с матерью и слугами. Он этого, к счастью, не видел. Он был потрясен уже одним видом любимых собак — Шарика и Белки, убитых самым зверским образом. По двору сновало десятка полтора чужих людей, вооруженных до зубов. Они ловили лошадей, очевидно, собираясь уезжать. Ничего не успевший понять Сергунька услышал повелительный возглас:
— Эй, подойди сюда! Ты, кажется, сын хозяина этого дома?
На него с нехорошей улыбкой смотрел толстяк китаец, которого он видел на Аскольде. У него еще такие длинные ногти.
Это был Ван Ювэй.
Мальчик машинально кивнул:
— Да.
Вожак что-то коротко сказал своим людям. Сергуньку схватили, связали и закинули точно куль на лошадиную холку. Он закричал от страха и боли, а потом, когда хунхузы поехали с хутора, потерял сознание…
Сейчас он пришел в себя, застонал, задергался на полу, пытаясь освободиться от пут. Хунхузы по-прежнему не обращали на него ни малейшего внимания. В конце концов мальчик, устав от бесплодных попыток, снова впал в обморочное состояние.
Окна фанзы стали голубыми: опустились сумерки. Вернулся из тайги хозяин — кривой Лю.
— Ваньшан хао! — поздоровался он, лицемерно изобразив радость при виде гостей.
— Ваньшан хао!
— Лушан синьку ла? Шэнхо цзэммаян?
— Сэсе, доу хао!
Хозяин фанзы заметил узника.
— Чжэгэ наньхай ши шуй?[76]
— Чжэ ши вомэньдэ дижэнь Яновский дэ эрцзы[77], — ответил Ван Ювэй.
Кривой Лю своим единственным глазом видел больше, чем иные двумя, недаром он слыл и был удачливым корневщиком. Вглядевшись в пленника, он почтительнейшим тоном возразил главарю:
— Сяньшэн, ни нунцола. Чжэ ши Хук чуанчжан дэ эрцзы![78]
Толстяк швырнул карты, поднялся с теплого кана и прошел за перегородку к Сергуньке, который как раз в это время вновь открыл глаза.
— Как тебя зовут, мальчик? — по-русски спросил Ван Ювэй.
— Сережа Хук, — еле слышно ответил тот и заплакал. — Развяжите, мне больно…
— Сейчас, сейчас… А скажи: чей это дом, подле которого мы тебя… э… встретили?
— Моего отца, капитана Хука.
— А где же дом фермера Яновского?
— Он на левой стороне бухты, за мыском, напротив Кроличьего острова… Развяжите меня…
— А где ты взял золото?
— Подарил дядя Мирослав.
Ван Ювэй, перейдя на китайский, дал распоряжения насчет пленника. Кривой Лю вытащил нож, перерезал веревки на руках и ногах Сергуньки, зачем-то отхватил прядь волос с его головы. Потом наполнил миску вареным рисом, а кружку водой и пододвинул все это к мальчугану.
Тем временем толстяк, вне себя от ярости, что-то выкрикивая, схватил бамбуковую палку, стоявшую в углу, и обрушил ее на голову одного из своих партнеров, очевидно, виновника ошибки. При этом Ван Ювэй сломал на правой руке один из своих роскошных ногтей, и ярость его удвоилась.
76
— Добрый вечер!
— Как вы добрались? Как ваши дела?
— Спасибо, хорошо!
— Кто этот мальчик?