— Серьезно. Это было в заливе Ольга несколько лет назад. Командир Сибирской флотилии, он же первый военный губернатор Приморской области, контр-адмирал Казакевич Петр Васильевич шел на клипере «Абрек» из Николаевска-на-Амуре во Владивосток. По пути он решил посетить военный пост в Ольге. Что такое пост? Это обычная рубленая изба, где живет и несет караульную службу около десятка солдат при одном унтер-офицере. Снабжаются эти посты, разбросанные по побережью, крайне плохо: судов мало, да и навигация — известное дело — не круглый год. Пропитание солдатики добывают себе сами — охотой и рыбалкой, ну, а со всяким казенным — припасом дело обстоит не лучшим образом… Естественно, что команда Ольгинского поста обносилась донельзя и походила на оборванцев. А тут на рейде Тихой гавани неожиданно бросает якорь судно. Смотрят — а это «Абрек» под вымпелом командира флотилии, и уже отваливает от клипера шлюпка и идет к берегу. Хочешь не хочешь, надо торжественно встречать высокое начальство. Положено. Командир поста критически оглядывает своих оборванных солдат и мучительно соображает, как быть. Наконец его осеняет. Он приказывает всем раздеться, отбирает наиболее сохранившееся обмундирование — у кого сапоги, у кого форменную рубаху, у кого бескозырную фуражку — и полностью экипирует нескольких человек.
— Остальным, — говорит, — сховаться в кущах и ни в коем разе не попадаться на глаза их высоко-дительству! Поняли?
— Так точно, вашбродь! — уныло ответили солдаты и полезли в заросли кормить комаров.
Казакевич сошел на берег и был торжественно, но всем правилам, встречен. Осмотрев пост, он остался доволен и отменным порядком, и бравым видом солдат.
— Только почему их двое? — спрашивает. — Ведь по списку нижних чинов, кажется, семь?
— Так точно, ваш-высоко-дительство, семь! — ответил командир поста. — Два здесь, а остальные на работах, валят в тайге лес на дрова.
— Понятно, — кивнул адмирал и направился к поджидавшей его шлюпке. — Прощайте, ребята!
— Сми-и-рна! — проорал унтер-офицер положенную в таких случаях команду, и тут случилось непредвиденное: из кустов выскочили и вытянулись «во фрунт» пятеро полуголых бородачей.
— Эт-то что такое? — изумился Казакевич.
— Это… это, ваш-высоко-дитство, местное племя, туземцы! — нашелся командир поста, исподтишка показывая кулак «туземцам».
— Вон как… Значит, приобщаете их к цивилизации?
— Так точно! — рявкнул унтер. — Приобщаем к этой самой…
— Ну-ну, — молвило начальство и отбыло на корабль.
Об этом случае узнала вся флотилия и долго еще смеялись над тем, как в заливе Ольга унтер-офицер имярек обнаружил новое туземное племя…
— А может, это анекдот, дорогой капитан? — все еще смеясь, спросил Мирослав.
— Может, и анекдот, — не стал спорить покладистый Фабиан Хук.
— Яныч! — послышался из котлована укоризненный голос техника. — А где же обещанный раствор?
— Ох, извини, Петрович. Заболтались. Сейчас будем работать.
Яновский полупроснулся от непонятных звуков. Еще не пробудившись окончательно, он понял, откуда они, и улыбнулся в темноте. В ночи за раскрытым окном тихо-тихо шелестел дождь. Это был даже не дождь, а едва слышный шепот, словно природа о чем-то шушукалась сама с собой. Лишь где-то поблизости, с карниза или с крыши падали — хлип-хлюп — редкие тяжелые капли, а дальше, в глубине сада, и за оградой, в тайге, слышалось сплошное пш-пш-пш…
Мирослав долго лежал с закрытыми глазами, потом открыв их, пока не понял, что больше не заснуть. Он оделся, стараясь не шуметь, зажег на террасе фонарь и вышел в сад. Да, дождя как такового не было, но природа изнемогала от влаги: в свете фонаря серебрилась густая водяная пыль, ветви голых еще, мокрых деревьев жирно блестели; земля, набухая и раскисая, издавала под ногами смачное чавканье.
Это шла, хлюпая носом, серенькая приморская весна, следом, ей в затылок простуженно дыша, топало мокротуманное лето. Они были почти неразличимыми близнецами.
Непогодь подвигнула Мирослава на давно, еще в начале зимы, задуманное дело — создание метеостанции возле своей усадьбы. Уже был поставлен дом-крепость, разбиты сад и огород, близки к завершению хозяйственные постройки: конюшня, хлев, сараи, амбары, кузня… В качестве одного из важнейших подразделений задуманного большого хозяйства входила и метеорологическая станция.
Своими планами Яновский поделился с семьей и с соседом, капитаном Хуком. Домочадцы встретили идею скептически.
— Это чтоб погоду предсказывать? — удивленно спросила жена. — Да я тебе ее без всякой станции предскажу, чай, в деревне выросла! Например, конский каштан «плачет», дым стелется по земле, вокруг луны колечко появляется — будет дурная погода…
А Андрейка, весело поблескивая узкими и темными, как маслины, глазками, весело оттарабанил:
— Солнце село в воду — жди хорошую погоду, чайки ходят по песку — моряку сулят тоску!
И только капитан Хук отнесся к планам друга одобрительно:
— На суше говорят о погоде, когда говорить не о чем, а для моряка это зачастую вопрос жизни или смерти… Впрочем, — поправил он самого себя, — и на суше не для всех разговор о погоде праздный, только для бездельников, а для труженика, особливо селянина, очень важно знать загодя погоду…
— Тем более, что мы будем составлять многолетние прогнозы! — подхватил Мирослав.
— Как это? — спросил Андрейка.
— Будем изо дня в день круглый год наблюдать за погодой, а результаты записывать в специальный журнал. Через несколько лет мы будем хорошо знать здешний климат и сможем предсказывать погоду не только на завтра, как это делает наша мать, но и на месяц вперед и на полгода! Это пригодится и нам, и тем, кто здесь будет жить после нас…
Андрейка задумался. Отец часто говорит о тех временах, когда здесь, в Посьетском участке, да и по всей Приморской области начнется новая, какая-то другая жизнь, когда сюда придут люди, много людей, которые будут тут жить и работать. Он почему-то много думает об этих людях и старается облегчить им будущую жизнь. Для этого он приручает диких пятнистых оленей, Хуа-лу, и пытается вырастить плодовые деревья, мечтает пересадить женьшень из тайги на грядки и вывести новую для Дальнего Востока породу лошади… Ему трудно: он как будто первым идет по снежному целику, прокладывая другим лыжню… И про станцию он тоже хорошо задумал, конечно она очень нужна, просто он, Андрейка, сначала этого не понял…
— Только для метеостанции потребуется много приборов, дорогих и сложных, — задумчиво продолжал капитан Хук. — Их нет даже во Владивостоке. Кое-чем я, конечно, помогу вам, но…
— Спасибо, — улыбнулся Мирослав, и в его темной бороде блеснули белые зубы. — Кое-что дадите вы, кое-что у меня есть, а кое-что мы с Андрейкой смастерим сами. Ничего страшного: глаза боятся, а руки делают! Будет у нас своя станция!
Этот разговор был зимой, и тогда же, во время долгих вечеров, когда переделаны все домашние дела, а Андрейка заканчивал приготовление уроков (занятия с ним проводил отец), Яновские мастерили оборудование будущей станции.
Первым делом Мирослав сколотил из дощечек и реек ящичек, очень похожий на улей.
— Это домик для пчел? — спросил сын.
— Это домик для приборов, а точнее, метеорологическая будка. В ней приборы будут защищены от солнца, дождя и снега.
— А какие приборы у нас будут?
— Все самые необходимые. Видишь ли, для изучения погоды нужно вести наблюдения за всеми ее элементами. Их пять: давление, температура, влажность, облачность и ветер. Для этого нам потребуется, в том же порядке: барометр, термометр, гигрометр и осадкомер, нефоскоп и флюгер.
Из перечисленного Андрейке были знакомы только барометр и термометр, об остальных он и не слыхивал. Впрочем, еще видел флюгер. Это такой петушок из жести, который ставят на коньке крыши; куда ветер дует, туда петушок и поворачивается… Но ведь их делают больше для забавы.