Все трое принялись за работу. Но много ли вычерпаешь руками? К тому же волны то и дело заливали шлюпку, возмещая вычерпанную воду. Труд оказался таким же бессмысленным, как наливание воды в бочку без дна, и приводил в отчаяние.
Впрочем, скоро Ганин нашарил ведро, привязанное к сиденью, и дело пошло веселее, а когда борта шлюпки немного приподнялись, волны уже не так сильно стали захлестывать ее, хотя и продолжали накатываться бесконечной чередой.
Моряки очень устали, однако ни на минуту не прекращали работу, потому что понимали: от этого зависит их спасение. А может, и не только их. Вот из темноты донеслись разноголосые неясные крики, и трое замерли в полузатопленной шлюпке.
— Слышите? — воскликнул Спартак. — Кричит кто-то! Может, тонет?..
— Да нет, — возразил Ганин. — Кричит же не один человек — несколько. Да и не можем мы ничем…
— Давайте, мальчики, быстрее! — прервала их Светлана Ивановна. — Вычерпаем воду и пойдем туда.
В шлюпке еще оставалось немало воды, но уже были найдены скользкие от мазута весла, вставлены в уключины, и она медленно, очень медленно двинулась в ту сторону, где время от времени раздавались крики.
Спартак изо всех сил орудовал тяжелым веслом, не чувствуя жжения в ладонях и боли в опухшей лодыжке. «Может, и братан там», — думал он, и ему даже стало казаться, что он различает голос Володи. Что-то приговаривая себе под нос, рядом греб Ганин. Рур сидела на руле. Неожиданно она привстала с кормовой банки и закричала:
— Смотрите, смотрите! Это они!
Гребцы одновременно обернулись и примерно в полукабельтове увидели какой-то темный предмет, едва возвышавшийся над поверхностью воды. Он то взмывал на гребне волны, то проваливался, исчезая из виду.
— Наши! Быстрее!
Еще несколько минут отчаянной работы веслами, и шлюпка подошла к непонятному предмету. Им оказался плот. На нем шевелились человеческие фигуры. Со шлюпки подали фалинь[123], на плоту его надежно закрепили.
Спасательный плот, а их на «Копернике» было четыре, представлял собой довольно простое сооружение: несколько пустых железных бочек, обшитых досками. Посередине имелось прямоугольное углубление, куда сидевшие на плоту могли спустить ноги и где в металлических ящиках хранился неприкосновенный запас продовольствия. Эти плоты имели свои достоинства и свои недостатки. Первые состояли в том, что плоты подвешивались вдоль бортов судна в таком состоянии, что их не обязательно было спускать при погружении в воду: они сами автоматически освобождались от креплений и всплывали на поверхность. Но плоты были совершенно неуправляемы, и моряков, спасающихся на них, могло неделями носить по водной пустыне, постоянно заливая волнами. А когда на них нападали штормы и шквалы, на плоту обязательно кого-нибудь недосчитывалось. Шлюпка, безусловно, была куда надежней.
Оба суденышка, два крохотных островка надежды, радостно приветствовали друг друга. Особенно радовался встрече Спартак. Теперь он уже ясно слышал голос Володи и прокричал ему:
— Братан, я здесь!
— Слышу, Спарта! Молодец!
Кроме моториста Шелеста на плоту были капитан, второй помощник, доктор, боцман, два кочегара и четыре матроса. Всего с «Коперника» спаслось четырнадцать человек. Решено было с рассветом всем перебираться в шлюпку.
…Небо побледнело, погасли звезды. Наступило утро. В его свете моряки разглядывали друг друга. Все были бледными от бессонной ночи, усталости и переживаний, покрыты ссадинами, кровоподтеками, мазутными пятнами. Только капитан и радистка успели надеть кители, большинство же были полуодеты, а некоторые вообще в одних трусах.
Моряки переместились в шлюпку, захватив с собой продукты. Больше брать было нечего, но если бы коперниковцы могли знать, сколько дней и ночей им придется провести в открытом море, они, возможно, содрали бы с плота деревянную обшивку и взяли ее с собой: топливо им скоро понадобится…
Но сейчас все надеялись, что недолго им дрейфовать, что скоро, ну, через день-два их подберет какое-нибудь судно; к тому же присутствие капитана вселяло уверенность.
А он, задумчиво оглядев моряков, с горечью отметил, что из сорока двух членов экипажа спаслась только треть. «Может, подберем еще кого?» — подумал он, хотя пустынное море с изредка мелькающими в волнах обломками погибшего судна не оставляло никаких надежд.
— Команде — завтракать! — приказал капитан. Тон его был обычный, будто ничего не случилось.
Люди оживились, задвигались, доставая из металлических ящиков, размещенных под банками, продукты: галеты, пеммикан[124], молочные таблетки, шоколад. Провизии было достаточно, а вот с водой дело обстояло хуже: в анкерке[125] ее было на три-четыре дня, не больше.
Шелест и Малявин сидели рядом, устало жевали и время от времени поглядывали друг на друга, при этом Володя ободряюще подмигивал:
— Не дрейфь, Спарта, не пропадем!
— Да я ничего… Я в порядке…
Да, теперь ему не страшно, это не то что плыть одному в ночном море, с минуты на минуту ожидая конца. Сейчас ясный день, он в надежной крепкой шлюпке, рядом старшие товарищи, а главное, братан — сильный и добрый человек, который всегда придет на помощь. Вот он, заметив, что Спартак болезненно морщится, пристраивая поудобнее больную ногу, обеспокоился:
— Что с тобой? Нога? А ну дай посмотрю…
— Пустяки, Володя, честное слово! Уже почти не болит.
— Давай сюда, говорю! — Шелест положил себе на колени ногу Спартака и стал осторожно ее ощупывать.
— Разрешите-ка! — Моториста отстранил доктор Игорь Васильевич. — Я это сделаю лучше… Так, что тут у нас?.. Ничего страшного — ушиб. — Он достал из аптечки бинт и умело наложил тугую повязку. — До свадьбы, даже до берега, — заживет!
— Спасибо.
Капитан разговаривал с радисткой.
— Светлана Ивановна, вы успели дать в эфир SOS?
— Нет, Викентий Павлович, — виновато ответила Рур. — Когда громыхнуло, я была в каюте. Побежала сразу в радиорубку. А тут второй взрыв… Не помню, как и в, воде оказалась. Простите…
— Не казнитесь, никто вас не винит. — Капитан помолчал и тихо, вроде про себя вымолвил: — Значит, никто не знает про нашу беду, для наших мы пропали без вести… Леонид Сергеевич! — окликнул он второго помощника. — Какие координаты были у «Коперника» на вашей вахте?
Штурман назвал широту и долготу и со вздохом добавил:
— Уже на траверзе островов Кангеан были. До Явы рукой подать. Обидно…
Капитан пожевал губами, размышляя. Наверное, представлял сейчас мысленно карту, по которой недавно прокладывал курс своего судна до порта Сурабая.
— Значит, мы уже в море Бали, и тогда нам надо держать курс на зюйд-вест, чтобы достичь Явы. Будем надеяться, что ветер и течение нам помогут…
— Да, — подал голос боцман Аверьяныч, — об эту пору северо-западный муссон здесь силен. Да и скорость течения бывает от трех до шести узлов.
— Бывали в этих местах, Иван Аверьяныч? — оживился капитан и, как бы оправдываясь, добавил: — Я-то южнее Сингапура не спускался.
— Доводилось, яс-с-ное море. Еще до Октябрьской. Во фрахте у англичанина ишачил. Копру возил.
— Оживленные здесь пути?
— Да как сказать… В мирное время бывало довольно толкотно. А сейчас — кто знает? Самураи-то, поди, всех распугали…
— Неужели течение бывает до шести узлов?! — недоверчиво спросил кто-то.
— Может, и поболе. Вот накатит шквалик — а они в этих клятых широтах частые гости, — и помчит наша шлюпочка что твой глиссер! И хорошо, если к земле, а ну как в океан, яс-с-ное море!
— Так вот, — прервал его капитан, — чтобы этого не случилось, надо заняться вооружением нашей шлюпки, и прежде всего поставить мачту. И вообще осмотрите, боцман, все хорошенько, чем мы располагаем…