— Товарищи, я не могу вам приказать, но я очень вас прошу не пить забортную воду. Ведь то, что вы делаете, — самообман! Это не утолит вашу жажду, а, напротив, усилит ее, и мучиться вы будете еще больше… Потерпите, друзья, прошу вас…
Сам он страдал больше всех: сказывался возраст, и моряки с сочувствием смотрели на его осунувшееся лицо с черными подглазьями, запущенной седой бородкой и усами, полностью закрывшими рот.
— Ничо, скоро будет у нас водичка, — успокоил всех Аверьяныч, — немного, но будет.
— Откуда? — удивился Спартак.
— А с неба! Шторм будет, циклон идет, а стал быть, и дождь с ним. Вот и наберем водички. — С этими словами он снял парус с мачты и начал растягивать его поперек бортов. — Подсобляй, чего сидишь?
Юнга кинулся помогать, хотя сильно сомневался в этих прогнозах, ведь ничто не говорило о приближающемся дожде, тем более о шторме: небо было чистым, густо-синим, море, мерцающее от флюоресценции, — спокойным, а солнце, только что оторвавшееся от горизонта, обещало жаркий день.
Боцман перехватил взгляд юнги, усмехнулся и показал толстым заскорузлым пальцем вдаль.
— Смотри туда. Вон те облачка видишь?
Тонкие прозрачные полоски, похожие на перья какой-то неведомой птицы, летели над горизонтом, то и дело пронзая встающее солнце. Небосклон на востоке наливался медно-красным цветом.
— Ну и что?
— А то, что сейчас начнется.
Капитан тоже понял это и скомандовал матросам:
— Закрепить все по-штормовому! Отдать плавучий якорь!
Этот якорь, как видно уже из названия, необычный. Он сшит из грубой парусины в виде сачка, в его широкий конец ввязывается трос, скрепляющий якорь с судном, а в узкий — линь для выбирания якоря. Упираясь о воду, плавучий якорь разворачивает шлюпку носом против ветра и волн.
Едва приказ капитана был выполнен, как и впрямь началось! Сначала моряки ощутили на своих лицах сильный порыв ветра — это циклон предупреждал их о своем приближении. А предупредив, помчался навстречу шлюпке, набирая скорость (будь у коперниковцев анемометр Фусса, он показал бы, наверное, не менее 50 метров в секунду!). Облака, похожие уже не на перья, а на серую набухшую влагой вату, лезли из-за горизонта, заваливая небо, и скоро наверху не осталось ни кусочка сини. Море тоже потеряло свой яркий цвет, почернело, взбугрилось.
Прошло еще несколько минут, и природа совсем взбесилась: завыл-засвистал ураганный ветер, хлынул плотный тяжелый ливень, волны подняли белые косматые головы. Шлюпка то взлетала на головокружительную высоту, то стремительно падала в пучину между гигантскими валами. Моряки, вцепившись кто в планширь, кто в банки, держались изо всех сил: каждый мог быть смыт за борт в любой момент.
Разъяренная стихия нападала со всех сторон, небо и море перестали существовать раздельно, как бы слившись в одно целое, в союз против человека. Вода — и пресная, и соленая — обрушивалась в шлюпку. Так продолжалось несколько часов…
Неожиданно вверху, в разрывах туч, сверкнула голубизна чистого неба. Это было так называемое «око тайфуна». Стихия словно решила взглянуть на борьбу моряков за свою жизнь и, убедившись в тщетности своих усилий одолеть отважных людей, дала отбой, ветер упал, ливень так резко прекратился, будто его отрезали. Тучи куда-то пропали, а облачка, снова легкие и перистые, отступили к горизонту, уступив место безмятежной сини и солнцу. И только море, не сломив моряков, еще долго не могло успокоиться: шла крупная зыбь, и шлюпку, как говорят, штивало.
Циклон давно прошел и где-то в другом месте сеял разрушения, а коперниковцы еще долго не могли прийти в себя. Усталые, мокрые, озябшие, они неподвижно сидели и лежали в залитой шлюпке. Особенно тяжело приходилось больным. Врач Игорь Васильевич, сам едва держась на ногах, подползал то к одному больному, то к другому и оказывал им посильную помощь.
— Пить! — простонала Светлана Ивановна, и все вспомнили о воде. Ее было немало и в парусине, растянутой между бортами, и в самой шлюпке, но вода оказалась солоноватой: вместе с дождевой туда попала и морская.
Тем не менее все попили, а заодно и перекусили. Володя Шелест, морщась, допил свою порцию, надолго задумался и вдруг произнес, не обращаясь конкретно ни к кому:
— А что если попробовать опреснять забортную воду? Дистиллат-то повкуснее этой будет…
— Сказанул! — откликнулся Витька Ганин. — А аппарат где? По почте пришлют?
— Сами сделаем, — невозмутимо ответил моторист.
Однако большинство моряков, судя по их недоверчивым взглядам, тоже скептически отнеслись к предложению Володи. Капитан отозвался сдержанно:
— Идея неплохая, но, действительно, реальна ли она? Ведь опреснитель довольно сложный агрегат, в наших условиях построить его весьма трудно…
— Ничего в нем сложного, — все так же спокойно возразил Шелест. — Я раньше в деревне вместе с тамошними комсомольцами гонял самогонщиков, не один аппарат сломал и капитально изучил его конструкцию — очень простая. По этому принципу мы и сделаем опреснитель.
— Но ведь для этого надо кипятить забортную воду! А в чем?
— А где огонь будем разводить?
— А змеевик?
— А как?..
Сомневающихся было много. Точнее, ими были все, за исключением Малявина, который был уверен, что братан сделал гениальное открытие. Спартак восторженно смотрел на Володю, обстоятельно отвечавшего скептикам:
— Для очага придется пожертвовать нашим единственным ведром. Бачок для кипячения можно сделать из медной ракетной банки, тем более что крышка у нее нарезная. А под емкость для обора пресной воды приспособим вот эту жестяную коробку из-под шоколада…
— А змеевик? — повторил свой вопрос матрос Петренчук. Шелест смутился.
— Да, с этим загвоздка… Все думаю, чем его заменить…
— Я же говорил: ничего не выйдет! — опять вылез белобрысый. Он, похоже, был даже доволен, что возникли трудности. Ну что за человек!
Аверьяныч, с интересом слушавший Володю, цыкнул на Ганина:
— А ну нишкни, яс-с-сное море! — Он полез под кормовое сиденье и, недолго повозившись там, выпрямился. В руках у него была медная трубка длиной около полуметра. — Это подойдет?
— Конечно!
За сооружение опреснителя взялись с жаром. Все моряки хотели принять в этом участие. Это была работа, а в ней было спасение…
Спартаку братан поручил делать очаг, что, собственно, сводилось к пробиванию в ведре дырок для поддувала. Боцман с мотористом делали сам опреснитель. Уголком топора осторожненько пробили они дыру в ракетной банке, в отверстие вставили кусок пробкового пояса, а уже в него, провертев отверткой маленькую дырочку, плотно вогнали медную трубку. Кое-как изогнутая сильными руками Петренчука, она лишь отдаленно напоминала змеевик. Свободным концом он опускался в холодильный бак — коробку из-под шоколада.
Вечному нытику и Фоме неверующему Витьке Ганину в наказание дали самую унизительную работу, какую обычно поручают малышне — искать в шлюпке топливо: все, что может гореть. Ну, а кому работы вообще не хватило, оставалось только давать советы тем, кто трудился…
Но вот наконец аппарат был готов. Конечно, аппаратом его назвать можно было только условно, но тем, кто его делал, он казался чудом техники. Аверьяныч, помедлив для торжественности, вынул из кармана спички. Загудел огонь в ведре, языки пламени стали лизать днище ракетной банки, в которую была налита морская вода. Коперниковцы, окружившие место действа, смотрели в огонь и молча ждали, как ждут волшебства…
Примерно через час вода в баке закипела, и из трубки показались первые капли дистиллированной воды, встреченные криками «ура». Восторги, впрочем, скоро поутихли: пресная влага прибывала крайне медленно.