ТЕРРА ИНКОГНИТА[133]
Спартак не понимал, где он и что с ним. Когда он очнулся и открыл глаза, то увидел двух дикарей с раскрашенными страшными лицами! Он поскорее снова сомкнул веки, решив, что это сон. Ну конечно сон: он спит и видит во сне пионерский лагерь на Океанской и игру в дикарей племени Уа-Уа. Одного он вроде даже узнал, кажись, это его дружок Алька.
— Ге Ло, то есть Олег, — пробормотал Спартак, — ты что, чокнулся? Нашел время для шуток. Не видишь, я болею. Дай лучше воды…
В ответ он услышал какое-то лопотанье, даже непохожее на человеческую речь. Потихоньку приоткрыл глаза: дикари не исчезли, стояли рядом и, поглядывая то на Спартака, то друг на друга, возбужденно о чем-то переговаривались.
— Пить! — охрипшим голосом попросил юнга. Ему поднесли к губам какую-то странную посудину, до краев наполненную прохладной вкусной водой. Он выпил ее одним духом. — Еще!
Дикари зацокали языками, и один из них запрокинул над чашкой, которую Спартак держал в руках, длинную бамбуковую палку. Из палки полилась вода! Впрочем, удивляться у него не было сил.
Вволю напившись, Спартак сразу почувствовал себя легче. В голове прояснилось, он уже мог соображать и двигаться. Сначала огляделся. Лежал он на песке у моря, а рядом лежали и сидели его товарищи: братан, доктор, радистка, белобрысый и боцман. Оказывается, все они давно уже пришли в себя, только были еще очень слабыми и не могли подняться.
— Как, малыш, самочувствие? — улыбнулся доктор.
— Нормально, — отозвался юнга, стараясь выглядеть бодрей. — А кто это такие? Артисты, что ли?
— Кто их знает? Может, и артисты… Но в любом случае — это местные жители. К сожалению, общего языка мы не нашли, единственное, что они поняли, что мы умираем от жажды.
Местные жители выглядели очень необычно: голые, коричневые, лица вымазаны черной и белой краской, в ушах болтаются серьги из ракушек, ноздри проткнуты косточками, в черных прямых волосах торчат разноцветные перья; вся одежда их — саронг — тряпица, обмотанная вокруг бедер и пропущенная между ног. В общем, самые настоящие дикари, каких Малявин видел на картинках в книгах о путешествиях и в кинофильме «Пятнадцатилетний капитан».
Спартак встал было на ноги, но тут же упал; земля качалась сильнее, чем хрупкая шлюпка!
— Не спеши, Спарта, — посоветовал братан. — Сразу — не получится, я тоже пробовал.
— А где мы находимся?
— Сами вот лежим и гадаем. Самое странное, что и шлюпки нашей нет…
Коперниковцы продолжили прерванный очнувшимся Спартаком разговор, причем вопросов звучало больше, чем находилось ответов.
— Так как же все-таки мы сюда попали? Не по воздуху же?
— В конце концов это не так важно. Гораздо интереснее, на острове мы или на материке?
— Ближайший материк — Австралия. Вряд ли нас так далеко занесло…
— Значит, остров? Но какой? Где?
— Индонезия — страна 13 тысяч островов. Наверное, один из них…
— Спросить бы у этих парней, как их… аборигенов…
— Дак спрашивали же, яс-с-сное море! Ни черта не понимают, только языками щелкают!
— Но я, товарищи, вот что заметила. Их не удивляет цвет нашей кожи. Думаю, что белые люди им не в диковинку.
— Значит, здесь есть европейцы? А вдруг это немцы?
— Примем бой! У нас есть наган.
— С двумя патронами…
Туземцы переводили взгляды с одного говорящего на другого и, чувствуется, старались понять, о чем идет речь. Их очень интересовал Аверьяныч — очевидно, своей татуировкой, видневшейся в прорехах драной тельняшки. На Светлану Ивановну они тоже поглядывали с любопытством: женщина-моряк!
Из зарослей леса, вплотную подступающего к берегу, вышел еще один туземец. Следом за ним показались трое белых. Они были одеты в рубашки цвета хаки, с короткими рукавами, в шорты, бутсы с гетрами и широкополые шляпы. У двоих в руках были карабины, у третьего, видимо, офицера, — пистолет.
Офицер и обратился к морякам со словами, которых никто не понял.
— Кажется, голландцы, — сказал доктор. — Попробую по-английски…
Игорь Васильевич и офицер обменялись несколькими фразами. Когда разговор кончился, доктор пересказал товарищам его содержание.
— В общем, так… Мы на острове Латума, совсем крошечном и даже не на всех картах обозначенном. Расположен он несколько южнее Зондских островов. Живет здесь небольшое племя, которое называет себя зяго. Здесь же находится голландский военный пост из пяти человек, командир — лейтенант Петер ван дер Брюгге…
Услышав свою фамилию, офицер слегка наклонил голову, давая понять, что это он и есть.
— Еще он сказал, что у них есть рация, но, увы, третьего дня вышла из строя: сели батареи. Последнее сообщение, которое они приняли со своей базы, было о том, что за ними скоро придет самолет. Голландцы покидают Латуму, потому что здесь оставаться опасно: японцы уже дважды бомбили остров и, возможно, попытаются его захватить.
— Может, они и нас возьмут с собой?
— Будем надеяться.
Ван дер Брюгге сказал что-то с насмешкой, показывая на туземцев. Доктор выслушал лейтенанта, ответил ему, потом перевел друзьям:
— Он говорит: дикари и есть дикари. Идет война, а они как ни в чем не бывало устраивают какой-то свой праздник. Поэтому они, мол, так и раскрашены…
— А что вы ему ответили? — с интересом спросил Спартак.
— А я сказал, что они-то, племя зяго, ни с кем не воюют, и потом они у себя дома и могут делать все, что им угодно. Мы же гости и должны уважать их законы.
Лейтенант что-то отрывисто приказал туземцам, и они опрометью кинулись в заросли.
— Однако разговаривает он с ними как хозяин, а не как гость, — заметил Аверьяныч.
— Еще бы! — сказал с презрением Шелест. — Они же колонизаторы!
Доктор спросил голландца, не видел ли он их шлюпку, тот высказал предположение, что ее разбило во время недавнего шторма.
Островитяне скоро вернулись. Оказывается, они бегали в деревню, которая находилась неподалеку, за едой для коперниковцев. Жареная рыба, бананы, какие-то коренья — все это было аккуратно разложено на широких пальмовых листьях, заменяющих здесь, как видно, тарелки. Ван дер Брюгге сделал приглашающий жест: мол, ешьте.
Но у моряков не было аппетита, и все отказались от еды. Тогда один из солдат, решив, что русские не решаются есть такую пищу, вскрыл ножом две оставшиеся от НЗ банки с шоколадом и придвинул их к коперниковцам. Но они на шоколад даже смотреть не могли, так он им надоел.
Игорь Васильевич сказал лейтенанту по-английски, что моряки дарят одну банку ему и его солдатам, а другую — туземцам. Голландцы не заставили себя уговаривать, взяли по большому куску и начали энергично жевать, островитяне же, для которых шоколад был неведомым продуктом, боялись последовать примеру белых людей. Наконец один, наверное, самый отчаянный, лизнул языком плитку, зажмурился, зацокал языком и вдруг, к общему изумлению, пустился в пляс.
— Сэвидж[134]! — скривился лейтенант. — Сэвидж!
При этом гримаса его была столь выразительной, что моряки поняли его без перевода.
— Ругается! — осуждающе сказал Аверьяныч. — Не ндравится, яс-с-сное море!
Близился вечер, и пора было подумать о ночлеге. Лейтенант извинился, что не может приютить у себя советских моряков, и добавил, что у островитян есть особая хижина для гостей племени.
Коперниковцам, которые еще не могли самостоятельно ходить, голландцы и туземцы помогли добраться до деревни, состоявшей из трех десятков хижин. Гостиница, куда доставили моряков, отличалась от жилищ туземцев только большими размерами. Это ветхое бамбуковое строение на сваях, лестницей служило бревно с вырезами, крыша крыта соломой, маленькие окна забраны рейками из расщепленного бамбука.