Это было то место, откуда не возвращаются. И он отчего-то быстрой смерти предпочел смерть во льдах, отрекся от тех грехов, кои не совершал.
И гнилой корабль с грязными парусами увез его в край вечного хлада, а его суженая, как жена заключенного тут же получила развод. Но не засиделась в незамужних. Еще осенью, когда лед сковывал пути к Землям Сатаны, она заключила брак с бургомистром. Танцевала на балу, смеялась, когда за тысячи миль от нее для ее бывшего мужа хохотала и плясала вьюга.
О, почтмейстер не погиб. Не сразу, по крайней мере. Говорят, на рудниках неизвестно как, но ему удалось договориться с шаманом тамошних ледяных пустошей. Будто он продал тому душу, но я так не думаю. Там столько несчастных душ, что цена им - полушка.
Но он стал колдуном - это несомненно. Он объединил волшебство и технику. Из пуговиц своего полуистлевшего мундира он отлил пулю, закалил ее в крови, раздобыл немного пороха и выстрелил ей в эхо.
Послушайте сударь, я начинал свою карьеру как подручный полкового палача. Я видел много смертей и не только на эшафоте. И покойник-герой чаще ничуть не красивей казненного мародера. Но одно исключение известно мне. Порой человека убивает шальной, непредназначенной ему пулей. Пулей, пущенной просто так, наугад, пулей, которой вдруг стало тесно в стволе. И солдат, который минутой назад считал, что жизнь его в безопасности, вдруг оседал с удивленным лицом. Он понимал, что убит. Но не понимал как, за что...
...Я снова вспомнил об этих несчастных, когда увидал бургомистра, убитого в своем кабинете. Когда он подошел к окну, пуля разбила стекло, пробила голову навылет, и улетела куда-то в коридор. Стоило бы задуматься: почему пулю не нашли. О нет, все искали убийцу. Через разбитое окно был виден карниз собора, который отстоял от ратуши шагов на четыреста, и хороший стрелок мог бы попасть при известной удаче даже в лоб. У бургомистра хватало врагов, и под стражу был взят отставной стрелок-штуцерщик.
Бывшая же возлюбленная почтмейстера снова стала вдовой и снова недолго.
Ее служанка рассказала, что когда она с хозяйкой спускалась в зал, то услышала будто хохоток, похожий на шепот. Обернулась, но никого не нашла. А когда повернулась назад, вдова катилась вниз по лестнице. Она могла бы умереть от переломов, но хватило одного взгляда, чтоб понять - лестница в ее смерти неповинна. Словно цветок на ее белоснежном платье, распускалось алое пятно. Он все же разбил ее сердце, если вы понимаете, сударь, о чем я...
Выстрела никто не слышал, пулю снова не нашли, да и не искали особо. Кто поумней понимал - эта пуля найдется сама.
И так оно и случилось.
...Не все погибли сразу. Адвокат был ранен в пах и скончался в муках через три дня. Инквизитор молил богов об избавлении от колдовской напасти, но боги взирали на его молитвы с безразличием, с коим год назад мы глядели на осуждаемого почтмейстера. Ну а пуля взяла свое: прямо во время службы ранила Инквизитора, и тот захлебнулся своей же кровью. Потом двенадцать присяжных легли в могилу. Убиты оказались и те, кто не внял просьбам о помощи. Стали гибнуть подростки, дети. Может, они швыряли в арестанта нечистотами - не ведаю того.
Людей убивало по одному или сразу по десятку - словно нанизывало на невидимую ось. Пуля вышибала жизнь из бегущих из города и спящих в своих постелях. Прерывала мучения стариков и перечеркивала крик новорожденного младенца.
Порой я выходил на улицу и видел сразу с полдюжины похорон.
Одной пулей был убит целый город. О нет, я не говорю, что пуля убила всех жителей. Многие сбежали уже в течение первой недели, и, как оказалось, поступили умнее всех. Из города выбило жизнь. Все то, что заставляет часы идти, зажигает огни за окнами.
Я не держался до последнего, иначе бы лежал сейчас где-то там. На моих глазах срубило восьмерых. Но вид покойников - совсем не то, что может испугать палача. И лишь когда была убита моя жена, с которой мы прожили без малого тридцать лет, я не выдержал. Бежал из города, сударь, как последний засранец, как дезертир. Я даже не похоронил ее. Ее останки лежат все там же, в нашем доме... Но не предлагайте мне туда вернуться.