Часто «восхвалительница», или, как ее обыкновенно называют, «проповедница», берет в свидетели истинности своих слов присутствующих на бдении. Или они сами вдруг перебивают ее, чтобы подтвердить ее слова:
— Это так... Чистая правда...
Конечно, эти деревенские надгробные речи в чем- то похожи на все панегирики такого рода: было бы излишне думать, что они всегда сияют искренностью.
— Надо немножко навести на них красоту, — говаривала Анриетта Данзе.
ГЛАВА VIII
ПОХОРОНЫ
В Плестен-ле-Грев во времена моего детства покойников везли на кладбище на повозке, правил ею приходский священник. Эта была повозка типа обычной телеги, вроде тех, в которых возят зерно на рынок или навоз на поля. Но для этого случая ее особым образом обустраивали. Например, укрепляли с двух сторон согнутые дугой ивовые ветви, чтобы получился навес над гробом. На эти дуги натягивали белую ткань, и лошадей или быков, впряженных в повозку, тоже покрывали тканью, как попоной.
* * *
В наше время мертвых на кладбище уже не возят на повозках, за исключением нескольких кантонов Нижнего Корнуайя. В коммунах, где нет похоронных дрог, их несут на руках заранее назначенные люди — иногда самим умирающим. Эти люди должны быть того же положения и звания, что и покойник: женатых должны нести женатые, молодых — молодые, крестьян — крестьяне, моряков — моряки.
* * *
Нельзя погонять кнутом лошадей, впряженных в похоронные дроги. Если они остановятся, надо ждать, пока они сами снова не двинутся в путь, во всяком случае, подгонять их можно только словами и очень ласково.
И нельзя дважды нести гроб по мосту — мост может обвалиться.
* * *
Нельзя ни за что усаживаться у окна или на пороге дома и смотреть на проходящую мимо похоронную процессию: может показаться, что вы поддразниваете умершего, мол, мы-то остаемся здесь, а ты уходишь. Мертвый за это обязательно отомстит.
Единственный способ оказать ему уважение и не вызвать обиды — это выйти на дорогу, преклонить колена и опустить голову, пропуская кортеж.
Никогда нельзя оставлять дом пустым во время похорон, в противном случае умерший, которого, как все полагают, провожают на кладбище, останется его сторожить.
Мясник из Куэнака должен был деньги за теленка фермерам из Клоара. Субботним утром, проезжая неподалеку от фермы, он решил: «Ну-ка, сделаю крюк и улажу свои дела со старой Ларидон». Наик Ларидон — это было имя старой хозяйки фермы, которую она держала вместе со своими двумя сыновьями.
Сказав это, он отправился по дороге на ферму. Войдя во двор, он с удивлением увидел, что никого нет. «В поле они, что ли?» — подумал он. Даже дверь дома была, против обыкновения, закрыта. Он все- таки решился поднять задвижку, дверь отворилась, и мясник вошел в кухню. Здесь было так же тихо и пусто, как и во дворе.
— Эй, — крикнул он, — здесь что, все умерли, что ли?
— И правда, вроде того, — ответил ему надтреснутый голос, в котором он узнал голос старой Ларидон.
В помещении было темно, и мясник спросил:
— Вы где, Наик?
— Да здесь, у очага, мясник.
Он подошел ближе и действительно увидел старуху, выгребавшую золу из очага маленькими железными вилами, которыми в деревнях пользуются, чтобы подбрасывать в огонь хворост.
— О, вот хорошо! — снова заговорил мясник. — У меня дельце до вас. Я принес вам деньги за вашего теленка, пересчитаете? Четыре экю, если мне не изменяет память.
— Да, да, положите там, на стол.
— Как скажете... Здоровья вам, Наик, и до встречи, — я спешу.
— Вот мы с Божьей помощью и повидались, мясник!
Никогда ему не приходилось видеть старуху такой покладистой. Она даже не двинулась с места, чтобы убедиться, что деньги лежат на месте, и это она, которая всегда требовала, чтобы ей дали еще сверх того, что были должны. С этим мыслями мясник вышел на дорогу. И в этот момент он увидел людей в трауре, которые двигались из села по направлению к Клоару. Среди них были оба брата Ларидоны. Мясник остановился, пропуская их, и поздоровался.
— Никак чьи-то похороны сегодня? — спросил он.
— Да, — отвечал печально старший Ларидон.
— Кто-то из ваших близких? Так вот почему ваша матушка с таким озабоченным видом сгребала золу. Ей даже не захотелось пересчитать деньги, которые я принес за теленка.
Братья Ларидоны смотрели на него с изумлением.
— Наша матушка, говорите? Вы разговаривали с нашей матерью?
— Ну да. А что в этом такого особенного? Что вы так на меня смотрите?
— Но мы ее только что похоронили!
Теперь уже мясник вытаращил глаза.
— Да, но я ее видел, ну вот как вас сейчас! — заявил он.
И тогда стоявшая рядом служанка Ларидонов сказала им:
— Я же вам говорила... Нельзя было оставлять дом пустым... теперь покойница не уйдет из него, пока солнце не сядет.
Ларидоны и все, кто был с ними, остались ждать этого часа, чтобы вернуться к себе в дом. Когда они вошли в кухню, умершей там уже не было, но деньги мясника лежали на столе, а вилы для хвороста были положены поперек кучки золы на камне возле очага.
* * *
Нельзя находиться на кладбище ночью — случится несчастье. Если уж по какой-то причине придется через него проходить, это можно сделать в крайнем случае, но только в нечетные часы — в девять, в одиннадцать и т. д.
* * *
Священное дерево бретонских кладбищ — это тис. Обычно на кладбище есть только одно тисовое дерево. Говорят, его корни растут из рта каждого похороненного здесь покойника.
* * *
Как только покойника похоронят и еще не начнется его первая ночь на кладбище, последний из тех, кто был погребен перед ним, подходит к его могиле и говорит ему: «Поднимайся. Твоя очередь сторожить».
И он должен встать и занять пост перед воротами кладбища до тех пор, пока какой-нибудь новый усопший в приходе его не заменит, поскольку всегда эту работу выполняет последний пришедший.
Таких сторожей на кладбище всегда двое: мужчина сторожит мужчин, женщина — женщин. Всю ночь они находятся друг против друга, по обе стороны кладбищенских ворот.
Мон Оливье из Камлеза, возвращаясь как-то после жатвы из Керэма, увидела, проходя мимо кладбища, мужчину и женщину. Они сидели, прислонясь спиной к столбам ворот, и, казалось, прятались от нее. Она подумала, что это влюбленная парочка, которая назначила здесь свидание, чтобы их никто не увидел. Она решила подшутить над ними и крикнула им: «Ну и странное же местечко вы выбрали, молодые люди!» Но в ответ она услышала голос, от которого бросилась бежать: «Идите своей дорогой, вот переберетесь сюда, тогда и будете соваться в здешние дела!»
Это произошло в окрестностях Морлэ, не помню, как называлось это местечко. Там был кабачок, который держали муж с женой. Была у них молодая служанка, девушка веселая, всегда готовая пошутить и посмеяться.
Как-то вечером пришли в кабачок поужинать двое местных парней. Они пригласили выпить с ними хозяина и хозяйку. Сначала, как водится между знакомыми, они поболтали, а потом предложили сыграть в картишки. Хозяева согласились.
За игрой время бежит быстро. Вдруг парни с удивлением услышали, что пробило одиннадцать часов. А им до дому идти было не менее лье, да еще по плохой дороге.
— Черт возьми! — воскликнул один из них. — Придется нам отправляться в путь в недоброе для христианина время... Что скажешь, Жак?
— Да, Фанш, — ответил другой, — нехорошо топать по тропинкам в такой час, меня это не радует.
— Так в чем дело? — вмешалась хозяйка. — Оставайтесь ночевать!
И тут-то раскричалась служанка. Будет, мол, она еще заниматься приготовлением им постели, вместо того чтобы отправиться в собственную.