Фюлюпик возвратился живым и невредимым к всаднику и рассказал ему о проклятии Кадо Враза.
— Хорошо, — ответил человек в белом. — Садись снова на лошадь.
И они галопом спустились с холма.
— Здесь я тебя встретил, — снова заговорил незнакомец, — здесь и оставлю. Иди к своей жене. Живи с нею в добром согласии и никогда не отказывай в помощи бедным людям, если они тебя попросят. Я — тот ребенок, которого ты держал над купелью. Видишь, незаконнорожденного Господь может сделать ангелом. Ты оказал мне великую услугу, согласившись быть моим крестным, когда три человека отказались сделать это. Я пришел, чтобы отплатить тебе равной услугой. Мы квиты. Прощай, до встречи на небесах!
ГЛАВА XIII
АНАОН
Множество душ, несущих наказание, зовется Анаон.
* * *
Плохо, если, пользуясь таганом-треножником в очаге, вы забудете его на огне.
Если таган-треножник, который больше не нужен, остается на огне, следует позаботиться о том, чтобы на нем лежал хотя бы один тлеющий уголек, чтобы предупредить мертвых, которые захотят на него сесть, что таганок еще горячий. Мертвым всегда холодно, они все время стремятся проскользнуть к очагу, где они садятся на любой предмет. Важно не причинить им нечаянно боль.
* * *
Нехорошо подметать в доме после захода солнца. Можно вместе с мусором нечаянно вымести души мертвых, которым нередко в этот час разрешено вернуться в свой дом.
Особенно нужно остерегаться снова выметать мусор, внесенный в дом ветром. Тому, кто нарушает эти предписания, не придется спать спокойно, — он будет все время вскакивать, разбуженный душой покойника.
Когда выметают мусор вечером, выгоняют Богоматерь, которая обходит дома, чтобы выбрать, в какой из них можно позволить вернуться какой-нибудь доброй душе.
* * *
Хорошо оставлять в очаге теплящийся под золой огонек, чтобы мертвый смог прийти к себе домой погреться.
* * *
Пока день, земля принадлежит живым, приходит ночь — она принадлежит душам умерших. Честные люди в час призраков стараются спать, закрыв все двери. Нельзя без особой нужды оставаться вне дома после захода солнца. Особенно между десятью часами вечера и двумя часами ночи.
* * *
В эти опасные часы нельзя идти ночью одному за священником, врачом или за знахаркой. Но больше чем вдвоем тоже идти нельзя.
* * *
Нехорошо свистеть, выходя из дому ночью, можно навлечь на себя гнев Анаона.
* * *
Когда нужно подняться по склону холма, заросшего утесником, следует сначала каким-то звуком, например кашлем, предупредить души, которые, может быть, в зарослях отбывают свое наказание, чтобы они удалились. И прежде чем начать жатву на ржаном поле, нужно сказать: «Если Анаон здесь, мир его душе!»
* * *
Господин Долло прогуливался однажды в полях вместе с каким-то господином из города. Дорога, по которой они следовали, была ограждена плетнем из ветвей утесника. Шагая по дороге, месье из города развлекался, сбивая тростью концы веток, выступавших из плетня. Преподобный Долло внезапно схватил его за руку и сказал: «Прекратите эту игру... Подумайте о том, что тысячи душ исполняют свое послушание, очищение среди ветвей утесника, а вы их тревожите...»
* * *
Когда, идя под дождем, вы заметите на мокрой дороге сухие пятна, можете не сомневаться — это Анаон проходит свое очищение.
* * *
Всякий раз, когда произносится имя скончавшегося человека, нужно, чтобы избежать его гнева, произнести короткую молитву: «Помилуй его, Господи».
Те, кто при жизни сокращал утренние или вечерние молитвы, торопясь начать работать или лечь в постель, не дойдя до последнего «Аминь» бродят по пустынным дорогам, бормоча свои «Отче наш». Проговорив последнюю фразу, они вдруг замирают и никак не могут найти слово, завершающее молитву.
Например, можно услышать, как они повторяют с отчаянием:
— Sed libera nos a malo!.. Sed libera nos a malo!..[39]
Они будут освобождены однажды, если только кто-нибудь из живых наберется смелости и присутствия духа и ответит им: «Amen!»
Но достаточно даже, если какой-нибудь путник будет читать, идя по дороге, молитву и произнесет слово, которое ищет душа, проходящая свое испытание, и тогда она будет спасена.
* * *
Некоторые души осуждены нести наказание до тех пор, пока желудь, подобранный в день их смерти, не станет деревом, годным на какое-нибудь дело. Так было с Жуаном Кайнеком. Но Жуан Кайнек при жизни был хитрецом и кое-какую свою хитрость сохранил и после смерти. Как только желудь, посаженный в день его кончины, пророс из земли, молодой росток был срезан, из него смастерили штифт для тележного колеса. Благодаря этому, Жуан недолго жарился на огне.
* * *
Многие поля разделены на мелкие участки, по-бретонски — ташенну. Они обычно отмечены всего лишь гранитными столбами, поставленными по углам. Так вот, есть не слишком совестливые люди, которые, купив или арендовав один такой ташенну, приходят ночью, чтобы переставить межевые столбы и прихватить немного земли у соседа. Из-за этого и возникают долгие тяжбы, и суды никак не могут ничего решить, потому что не было сделано предварительного раздела, и одни лишь столбы служат доказательством. Чаще всего обиженный сосед не может сделать ничего другого, как прибегнуть к Божьему суду. Указывая на обвиняемого, он произносит: «Пусть камень, который ты передвинул, добавит свой вес на чашу твоих грехов на том свете!»
Вот почему нередко ночью на сельских дорогах можно встретить людей, согнувшихся пополам под тяжестью камня, который они обязаны вечно держать в равновесии на голове. Они бредут, мучаясь, по дороге и повторяют один и тот же свой вопрос каждому встречному: «Куда же мне его положить?» Это Анаон тех, кто переместил когда-то межевой столб и которых Бог осудил вечно блуждать по земле в поисках того самого места, где первоначально был поставлен каменный столб, — и самим им не дано это место найти. Чтобы освободить их, нужно, чтобы кто-нибудь из живых имел силу духа ответить им: «Положи туда, где он и был».
Два батрака из Ботсореля, Пьер Де Кам и Франсуа Куртес, так крепко дружили между собой, что ничего не скрывали друг от друга и все делили пополам — и горести, и радости. В таком согласии про жили они десять лет, и ни разу ни малейшей ссоры не было между ними.
— Одна смерть может нас разделить, — говорили они.
А еще они поклялись, что тот, кто умрет первым, придет, если на то будет Божье соизволение, рассказать другу о своей участи в ином мире.
Первым, кого поразил Анку, был Пьер Де Кам: его унесла злая лихорадка, едва он достиг двадцати пяти лет. Пока он болел, Куртес не отходил от его изголовья, а от его могилы ушел только тогда, когда могильщик закончил выравнивать над нею священную землю.
В ночь после похорон Куртес в обычный час отправился в постель, но не мог заснуть. Его голова была слишком занята мыслями о том, где же теперь его друг, что он делает и не очень ли ему грустно было покидать мир живых. И еще одна мысль мешала ему заснуть: он ждал, а вдруг да придет к нему бедный Пьер Де Кам, и ни за что на свете Куртес не хотел бы проспать такой момент.
И вот он с тяжелым сердцем размышлял обо всех этих вещах, как вдруг услышал шаги на дворе. По звуку этих шагов он признал своего друга, шедшего к нему. И действительно, тотчас же дверь конюшни, где он ночевал, приоткрылась.
39
«Sed libera nos a malo» («Но избави нас от лукавого»,