— Знаешь, мало кто верит, — зло рассмеялся я, — но из нас двоих, Трупников обладает милосердием. Ему до сих пор от отца прилетает за то, что слишком мягкий. Так что кого и стоило бы умолять, так это его. Вдруг сжалился бы… Хотя нет… Ты тронул Бремерсон, а это может караться лишь смертью. И за кровь, следует платить кровью. Таков закон Тёмного ордена.
— Да, что в ней такого, что ты из-за простой ликвидаторши, ещё не шибко красивой так бесишься? — зло выдохнул сержант. — Ну, трахаешь ты её периодически. Так таких у тебя два вагона. Весь департамент об этом знает. А секретарши, прикрывают твои похождения перед женой. Велика потеря, что кому-то рассказал, кто её дом пасёт.
— Ты же понимаешь, что из-за твоего длинного языка, её едва не убили? — поднявшись из кресла, я медленно присел у головы мужика. — Проклятием, тёмномагическим, разжижающим мышцы, кожу и органы. Это больно… Потому что мой прадед его изобрёл. Такая редкостная дрянь, что даже в период второй мировой его официально не использовали. Только моей семье и было дозволено. Коли думаешь, что имея власть и деньги, я трахаю всё, что можно, то заблуждаешься. Ты тронул мать моего наследника, а значит, я оторву тебе не только голову, но и всё, что между ног, запихну тебе в глотку и заставлю сожрать.
— И это он ещё предельно тактично выразился, — усмехнулся Трупников, — так что на твоём месте, я бы уже вспоминал всё, что успел сделать в отношении Бремерсон и молился бы, что смерть будет лёгкой и безболезненной. Рука у Готьера тяжёлая, проклятий в арсенале столько, что на всю вашу богадельню хватит и ещё останется на мою. Потому не советую сейчас придумывать и искать как бы выкрутится, не получится.
— Поверь, он сейчас не пошутил, — кровожадная улыбка, сама собой, расползлась на лице. — Давай по-хорошему, реально задрало последние несколько недель бегать за всякими придурками и бить их до потери сознания. Надоедает, знаешь ли.
— Иди к чёрту! — неожиданно заорал сержант. — Я думал, ты герой, я так верил в то, что добро всегда побеждает. И что ты искренне любишь свою страну и заботишься о ней. А в реальности, ты общаешься с этой белобрысой крысой, ещё и угрожаешь своим коллегам…
Договорить он не успел, Трупников сорвался с насиженного места и со всей силы впечатал носок своего ботинка в хрустнувший нос придурка. Кровища брызнула на пол, и я с запозданием подумал о том, что опять придётся менять ковёр. Вот не зря Антон в своём офисе плитку сделал. Мрамор и мыть легче и гостей пугает больше. То же что ли переделать? А то всякая шваль повадилась считать, что я по головке поглажу и с миром отпущу, какую бы дрянь они не сотворили. Так дела не делаются…
Под кожей вспыхивает адреналин и желание выбить из этого куска дерьма всё… Включая его грёбанную, никчёмную жизнь. Тут я был солидарен со своим другом детства. Никто не имел никакого права вмешиваться в дела триумвирата. Нам дано право властвовать над миром. Единственные, кому мы подчиняемся — императорская фамилия. Даже непрямых потомков можем слать лесом. Правитель, которому мы принесли клятву верности, он нам и бог, и судья. А тут, какой-то наглый малолетка будет тыкать меня носом в моё происхождение?
Видите ли его мир не сошёлся с картинкой реального положения дел. И что из-за этого надо было своих же сдавать? И ставить под удар невинных жителей? На моём бы месте, любой другой снёс ему голову с плеч и не спросил бы как звали. Но нам требовались ответы. Мы с Трупниковым слишком сильно желали знать, кто же копал под аристократов и так алчно сверкал глазами, напрашиваясь на неприятности. Так что приходилось терпеть. Сжимать кулаки и медленно выдыхать через нос, лишь бы не сорваться и не убить придурка, раньше времени.
— Давай-ка ещё раз и попорядку, — выдыхая сигаретный дым, я старался контролировать голос и кровожадное желание порешать придурка, — зачем ты подставил своих же под удар? Зачем слил инфу на Бремерсон? Зачем связался с мафией? И самый главный вопрос, кому ещё ты сливал информацию? Какие семьи покупали у тебя сведения? Я хочу знать всё и даже то, что ты не можешь рассказать из-за клятв, лучше бы припомнить. Ты один чёрт сдохнешь с ними или без них. Но тронув мою женщину, ты подписал для себя смертный приговор.
В кои-то веки, я понял, почему Трупников разговаривал со своими жертвами ровным, ничего не выражающим голосом, которым, казалось бы, можно, к чертям, половину континента, заморозить. Это внушало намного больше страха и паники, чем все увещевания вместе взятые. Просто смотришь на человека, а он уже задыхается перед тобой в судорожном припадке. И дело даже не в том, что глупый мальчишка, был не магом. Нет… Во власти, в жестокости, в равнодушие, которое исходило от меня в этот момент. Одни своим видом, я показывал, что мне плевать, сдохнет ли он сам или я ему в этом помогу. Смерть уже неотвратима…
Теперь же вглядываясь в глаза гневно сопящего сержанта, почему-то отчётливо понял, веселью быть… Вот так просто, по одному упрямому бараньему ответу. Молчаливому протесту, при помощи которого этот идиот думал спасти себя. Какие же низкие стандарты для прохождения в полицию. Кажется, я догадался, по какой причине, власть передавалась из поколения в поколение, не взирая на то, девочка или мальчик родился в семье. Дай волю таким индивидам и уже завтра императрица-мать разрушит половину империи и развяжет кучу войн. Ими же можно было манипулировать, как перчаточными куклами, меняя по десять раз на дню.
— Знаешь, я люблю свою страну, — медленно проведя пальцами по скуле замершего пацана, пробормотал с кривой усмешкой, — больше, чем ты думаешь. Мне не нужны громкие похвалы, глупое бахвальство или что вы там мне готовы приписать? Потому что это моя страна и я тот, кто выбран императорской семьёй для её защиты. Не ты… Жалкий сосунок, который не понимает, что делать можно, а что нельзя. А я… Кого с детства учили убивать без жалости и сострадания. Видишь ли, я знал простую истину. Как бы мы с Антоном не дружили, как бы не боготворили друг друга, но, если допустить хоть одну ошибку, свернуть голову сопернику, будет делом чести.
— И самое интересное во всей этой ситуации, что никто из вас даже не подумал о том, что будет делать, когда стабильность в стране падёт к чертям, — пожал плечами Трупников. — Ни он, ни я, никто бы то ещё, не смогут заменить маркизу Ольхонскую. А та, потеряв дочь, будет мстить. Жестоко… Скрупулёзно… До последнего вздоха… И убить её сможет только мой отец. Я даже не уверен, что у нас с Трупниковым хватит на это сил. Предлагаешь выпустить этого чёрта из табакерки и посмотреть, кто кого? Она всех, или все её?
— Только не говори, что никогда не слышал о том, что маркиза управляет половиной страны, при помощи своих связей, — ехидно протянул я, — и ты всерьёз полагал, что останешься в живых? Переходя дорогу такому человеку?
— Ты фантастический идиот, — заржал Антон. — Предлагаю отдать его леди Франческе и посмотреть, что из этого получится. Зрелище будет ещё то.
— Нет уж, я уже настроился на хорошую пытку, — хрустнув шеей, возразил приятелю, — потому, достопочтенная леди, обойдётся и его трупом, пригодным для исследований.
— Это известный психологический приём, — неожиданно открыл рот наш придурок, — вы меня просто запугиваете и ничего мне не сделаете. Пусть вы и герцоги, но и на вас закон распространяется точно так же, как на всех остальных. По этой причине, можете не старать…
Не выдержав тупого трёпа, Трупников каблуком лакированной туфли переломил наглому сопляку сразу пару пальцев. Резкий удар и вой начался такой, что я порадовался тому факту, что ещё прадед в энном поколении наложил на кабинет чары заглушки. Потому что мелкий поганец до последнего не верил в то, что его жопе пришёл конец. Он считал, что шутка просто затянулась. Но пугать в наши планы не входило. По крайней мере не сегодня и не по такому поводу. Слишком многое стояло на кону, чтобы разбрасываться пустыми обещаниями.
Мотнув головой, отогнал от себя кровожадные мысли. Хоть у кого-то в этой комнате должны работать мозги. Сейчас на первом месте стояла безопасность Бремерсон, потому у нас не было времени на неоправданные риски. Следовало разобраться со всем, как можно скорее и поставить точки в тех вопросах, которые решались не за пять минут. Одним из таких являлась слитая информация и невозможность установить того, кому она утекала. А от этого зависело многое, даже слишком. Так что первые пять сломанных пальцев я перенёс стойко и лишь затем накинул на ничего не подозревающего мальчишку, чары стазиса, позволяющие чувствовать боль, но не дающие умереть. Агония будет долгой…