Зачем только госпожа Фенэ тащит этих тварей с собой? Ведь все равно их оставят на пограничной заставе, что перед перевалом – в Тарию их вывозить запрещено. Да и вообще, зачем она едет в Город Семи Огней? Это Кох-То просто хочет поглазеть на Кружевной мост, а к’Хаиль Фенэ… Очень неглупа, с прекрасным чувством юмора, с карими хитрыми глазами. На такой Наэль, пожалуй, женился бы, согласись она жить в Тарии. Вот только к’Хаиль предпочитает молоденьких, вроде своего Ого. Да и не из тех она, кто, купившись на сладкие песни Мастера Музыканта, теряет голову. Чтобы заинтересовать Фенэ, нужно нечто большее, чем парочка историй про Тарию и парочка баллад про вечную любовь.
Мастер Наэль вертел в руке недавно приобретенный трофей – кинжал убийцы, этого «городского эффа». Рукоятка выполнена из белой кости… довольно искусно. Он взглянул на резного, затем на живого эффа: сходство определенно есть. Что же все-таки это за тварь такая? Совет Семи многое бы отдал, чтобы заполучить живого эффа. Но законы Ары очень строги, и император тщательно охраняет свою тайну.
Всем эффам ведется строгий учет, их ежегодно переписывают. Императору не нужно следить за всеми владельцами эффов, достаточно строго контролировать заводчиков, а таких только восемь (Фенэ, кстати, одна из восьми). Лишь им разрешено держать у себя полноценных самок и самцов и получать потомство, каждый предназначенный для продажи эфф подвергается специальной процедуре, лишающей его возможности размножаться. Заводчики, если не желают, конечно, лишиться головы, должны в свою очередь контролировать тех, кому они продали зверей: вести соответствующие записи и проверки. Ведь каждый хозяин-заводчик отвечает за рожденного у него эффа на протяжении всей жизни животного.
У эффа два главных инстинкта: отгрызть голову тому, за кем его послали, и принести эту голову хозяину. Говорили, что эфф кладет принесенную голову прямо перед к’Хаэлем, даже если этот к’Хаэль только вчера его купил. Но кто знает, может, это все россказни, и эфф приносит голову смотрителю, получая за это сахарок… Наэль усмехнулся: эфф, выпрашивающий сахарок…
Император как коршун следит за передвижением этих тварей. Он и сам один из восьми, после того, как род со сложным для запоминания тарийца, даже с такой памятью как у него, Наэля, арайским именем был поголовно казнен из-за попытки продать слепого щенка эффа без ошейника в Доржену. Наверняка это дело хотела провернуть Тария. Кто знает, может, император выращивал у себя боевых эффов: тварей не для ловли беглых рабов, а для более практичных целей? Если учитывать еще и то, что император этот помешан на войне…
По той же причине и Совет Семи жаждет заполучить тварь, но никакие деньги и посулы не могли заставить хозяина-заводчика продать им животного, а значит – расстаться с поместьем, родовым именем, семьей и конечно же головой, да и со всем, что для этих арийцев могло считаться важным и дорогим.
Звери выглядели вялыми и спокойными, но все равно… Что такому стоит одним ударом лапы перебить Наэлю позвоночник, даже если его голова твари и ни к чему?
– Почему ты не держишь их на цепи? – спросил Гани у лысого смотрителя.
Тот поглядел на него, как на идиота. «Вот откусит он твою лысую башку, и посмотрим, кто из нас идиот», – злобно подумал Наэль.
– Пока эфф в ошейнике, он безопасен для тебя, господин, – сухо и чуть насмешливо ответил человек (наверное, все-таки они не рабы).
Ошейник…
Эффы были интересны Наэлю, как любому тарийцу. Один к’Хаэль из Центральной провинции, любивший выпить и поговорить, оказался владельцем-заводчиком эффов в серых ошейниках и очень много чего понарассказывал Гани теплыми южными вечерами за бокалом вина. Но никогда раньше Мастер Музыкант не рассматривал ошейник вблизи. Да и что рассматривать, видно только цвет – зеленый у эффов Фенэ, – и то сбоку. Сзади у этих тварей был кожистый нарост, начинающийся с основания головы и ниспадающий на спину. Тот самый владелец «серых» говорил, что, когда они охотятся, то этот нарост встает дыбом. Ворот, раздвоенный по центру, оканчивался небольшими шипами, он почти полностью закрывал ошейник со спины чудовища.
Но все же, рассматривая сейчас животных, кое-что важное Гани Наэль увидел для себя в их ошейниках. Тогда, ночью, при нападении, он держал в руке вовсе не пояс – эта мысль, о поясе ребенка или девушки, по аналогии с аксессуарами, что носили рабы в лагере, первой пришла в голову Гани, когда он увидел эту штуку. Вещь юной рабыни, несчастная любовь Вирда и все такое… о чем еще может подумать Мастер Музыкант… Хотя в домах, где он гостил, рабы не носили специальных поясов. Эти знаки отличия, похоже, нужны были лишь при путешествии, где смешались люди разных господ. Да и странно было бы увидеть хрупкую тонкую девушку в этом грубом, довольно тяжелом шипастом поясе.