(Заметим в скобках, что в упомянутой выше ирландской саге "Сватовство к Эмер" некий Друст, сын Серба, может рассматриваться как один из самых ранних исторических пиктских "Тристанов". В V в. зафиксирован Друст, сын Ирба; в латинской грамоте, где мы встречаем его имя, оно изображено так: "Drustfiliusirb" что могло при ошибочном чтении и дать Друста, сына Серба. Впрочем, этот Друст не мог быть прототипом нашего персонажа, ибо, как уже говорилось, им был другой носитель этого имени, хотя было бы заманчиво увидеть здесь некоторое перемещение функций: герой легенды передал ряд связанных с ним сюжетных мотивов Кухулину, а имя — спутнику легендарного ирландского героя.)
Итак, анализ пиктских хроник и лингвистические данные, а также изучение "Триад" и валлийской "Истории Тристана" (видимо, фрагмента) указывает на VI в. как на то время, когда жили прототипы героев нашей легенды, видимо, чем-то прославившиеся и оказавшие тем самым воздействие на ее сложение.
Это столетие было очень важным в истории Северной Британии. Здесь заметно усилилось ирландское влияние, принесшее с собой зачатки латинской образованности. В 563 г. ирландский ученый монах Колумба (521-597) отплыл с двенадцатью учениками в Шотландию. На одном из прибрежных островков (Айона) он построил церковь и заложил монастырь. Постепенно проповедь Колумбы распространилась на западную Шотландию, землю пиктов. Христианизация здесь, как и во многих других странах Северной Европы, была исключительно мирной; новая религия довольно органично вошла в сознание местного населения, потеснив старые верования, но не уничтожив их. Шотландское христианство было очень похоже на ирландское, что вполне закономерно. Как и в Ирландии, главными церковными центрами Шотландии стали не епископства (то есть города), а монастыри. Их зависимость от светской власти была минимальной. Известная политическая стабилизация, отсутствие опустошительных вражеских набегов, свободный контакт с соседями способствовали если не развитию и распространению образованности, то, по крайней мере, ее сохранению. Конечно, образованность эту не следует преувеличивать и полагать, что в монастырской среде были хорошо известны древнеримская и, тем более, древнегреческая (в латинской передаче) литература. Однако полностью отрицать возможность знакомства с нею ирландских и шотландских монахов вряд ли правомерно. Сошлемся хотя бы на такой общеизвестный факт, как призвание Карлом Великим к своему двору ученых монахов как раз из Ирландии. Именно ирландские книгочии сделали возможным функционирование придворной академии Карла и вообще так называемое "Каролингское Возрождение".
Помимо монастырей, возвышавшихся в Ирландии и Шотландии среди лесов и скалистых предгорий, христианство приняло там еще одну специфическую форму. Речь идет об отшельничестве, столь угодном людям, склонным к одинокой медитации, созерцательной жизни, близости к природе. Это объясняет своеобразный характер кельтского искусства и литературы с их внимательным отношением к окружающему человека миру живых существ и растений. В легенде о Тристане, несмотря на поздние ее обработки, этот интерес сохранился. Достаточно сослаться на собачку Тристана, столь поэтически описанную, например, Берулем, или на присутствующий во всех манифестациях легенды символический образ нерасторжимо сплетенных древесных крон. Следует заметить, что в куртуазном романе (скажем, у Кретьена де Труа) природа значительно более "равнодушна"; если угодно, она более литературна (достаточно вспомнить льва Ивейна, которого вряд ли можно было встретить в лесах Северной Франции).
Сохранила наша легенда и еще одну примету седой старины. В ней явно просматриваются следы матриархата. Действительно, король Марк выбирает себе в наследники именно Тристана, племянника по женской линии (можно предположить, что отталкивающий Андрет — это племянник не со стороны сестры, а со стороны брата). Но важнее другое указание. Это мотив "сопротивляющегося любовника", которых мы встречали во всех почти рассмотренных нами ирландских сагах. Тристан нашей легенды "сопротивляется" по меньшей мере дважды: без любовного напитка он не разделил бы ложа Изольды, женившись на второй Изольде, он не прикасается к ней. Вообще, как уже отмечалось, героиня нашей легенды (как и ее ирландских параллелей) значительно более инициативна, предприимчива, омела, чем герой.