За два последующих дня мы перешли перевал Ослиного Черепа, и вновь спустились из пояса влажных лугов и кедровых рощ в предгорья. Последнюю стоянку перед пустыней мы разбили у какой-то оставшейся от прежних обитателей призматической стеллы из невероятно прочной силикатной массы, высотой больше километра
Дозорным удалось подстрелить нескольких страусов и шейх обьявила суточный отдых. Как обычно, мы лакомились свежим мясом, неторопливо попивали кофе и вели непринужденные беседы.
Я, как главный в окрестностях знаток культуры Восточной Азии, удовлетворяла любопытство третьей по старшинству наложницы шейха, Хасибы аль Кут, рассказывая о буддисткой философии
— Итак, мантры буддистов это не молитвы? — удивлялась она
— Нет… это что-то вроде техник тренировки психики для того что бы лучше почитать Одина
Я принялась цитировать по памяти:
Я постиг, что Путь Самурая — это смерть. В ситуации «или-или» без колебаний выбирай смерть. Это нетрудно. Исполнись решимости и действуй. Только малодушные оправдывают себя рассуждениями о том, что умереть, не достигнув цели, означает умереть собачьей смертью. Сделать правильный выбор в ситуации «или-или» практически невозможно. Все мы желаем жить, и поэтому неудивительно, что каждый пытается найти оправдание, чтобы не умирать. Но если человек не достиг цели и продолжает жить, он проявляет малодушие. Он поступает недостойно. Если же он не достиг цели и умер, это действительно фанатизм и собачья смерть. Но в этом нет ничего постыдного. Такая смерть есть Путь Самурая. Если каждое утро и каждый вечер ты будешь готовить себя к смерти и сможешь жить так, словно твое тело уже умерло, ты станешь Подлинным самураем. Тогда вся твоя жизнь будет безупречной, и ты преуспеешь на своем поприще.
Фон Аслани бросила задумчивый взгляд на склоняющееся к закату солнце
— Мудрые слова… Все мы любим жизнь и не желаем смерти, но… будем делать то что должны…
Той ночью мы с Алие предавались особенно нежным и страстным ласкам, и моя милая призналась что хочет от меня ребенка
— Я тоже не против, крошка… Вот только разберемся со всем этим
— Разберемся! — уверенно провозгласила девушка
Я уже прекратила сообщать соратницам о все сильнее мучающих меня видениях нашей жалкой гибели. Во всяком случае это будет достойная смерть во славу Одина…
Дальше начались ужасные дни и ночи нашего марша по лавовым полям, раскалявшихся на солнце не хуже камней в сауне. На нашем скорбном пути изредка попадались скелеты животных и людей, а однажды — и изьеденный ржавчиной остов «Атомного Паровоза». Фон Ясуни до минимума сократила время остановок, что бы экономить воду. Особенно тяжело приходилось пехотинцам фон Айзенах, которых пришлось привязывать к верблюдам — настолько они обессилели. На восьмые сутки капитан предложила бросить часть тяжелого вооружения, что бы ускорить марш, но я заметила, что тогда наше предприятие лишается всякого смысла — мы не сможем противостоять солдатам губернатора. Из последних сил, едва шевеля почерневшими губами, мы начали обсуждать тактику предстоящего сражения, и как ни странно, это действовало ободряюще.
К исходу девятых суток мы прошли зону лавовых полей и оказались у колодцев Последней Границы, как прозвали эти гиблые места кочевники. Вода была затхлой и солоноватой, но мы были на седьмом небе от счастья.
Шейх фон Аслани объявила что об нашем походе будут слагать легенды многие тысячелетия, потому что еще никому не удавалось пройти эти лавовые поля в разгар сухого сезона. Моджахеды разразились радостными воплями.
Я немного остудила их эйфорию, предложив почтить Одина и поблагодарить его за то что он дал нам возможность умереть в битве у Гадеса.
Мы страстно и искренне молились несколько часов подряд, пока силы окончательно не оставили нас.
Как только забрежжил новый рассвет, мы скормили верблюдам остатки муки и фиников, что бы восстановить их силы и помчались к желанной цели, до которой оставалось не более шести часов быстрого галопа…
========== Глава 9 ==========
Конечно, мы трезво оценивали полицейских Эльвиры и не надеялись достичь полной внезапности. Через три часа, когда наш отряд оказался на гребне высокой песчаной дюны, мы заметили в воздухе два полицейских вертолета, а в паре километров — три «Атомных Паровоза» за которыми продвигались редкие цепи пехотинцев
Шейх фон Ясуни приказала включить рацию, и мы услышали настоятельное требование майора Родригес покинуть запретную зону. Шейх молчаливым жестом приказала начать обстрел. Мы тут же спешились, развернули тяжелое вооружение и отвели верблюдов в укрытие. Не успели наши ракеты покинуть направляющие, тут же мы заметили клубы дыма от пусков ракет полицейскими. Снайперы с обеих сторон открыли огонь, и прежде, чем ракеты упали на свои цели, трое наших моджахедов уже погибли. Разрывы ракет не причинили нам особого вреда, а вот один из полицейских вездеходов вспыхнул от прямого попадания.
Мы, разбившись на мелкие группы, открывали огонь и тут же меняли позиции, пытаясь втянуть противника в затяжное сражение. Машины полицейских активно маневрировали, выскакивая из-за барханов, что бы сделать выстрел из лазерной пушки, и вновь прячась за складками местности. Такая бесплодная перестрелка продолжалась уже больше часа.
Увлеченно палившая из винтовки Алие внезапно вскрикнула, её левое предплечье окрасилось красным
— Пустяки, Виола — хаджи! — усмехнулась она, когда я кинулась на помощь наложнице
Капитан фон Айзенах бросила вопрошающий взгляд на шейха. Та молча кивнула. Пехотинцы тут же принялись зарыватся в песок, а мы побежали обратно к верблюдам, старательно имитируя панику.
Полицейский вертолет направился было в погоню, но вскоре исчез в яркой вспышке, прошитый импульсом одной из наших лазерных пушек
Укрывшись за ближайшей песчаной дюной, мы с трепетом считали мгновения. Услышав несколько громких разрывов, наш поредевший отряд вскочил на верблюдов и с дикими воплями помчался в атаку, стреляя на ходу из винтовок.
Безумный план, осуществленный капитаном, как ни странно удался — мы увидели горящие «Атомные Паровозы», впавших в панику полицейских, которые пустились в бегство, бросая оружие. Знакомые ощущения переизбытка адреналина, дикой смеси леденящего страха и радостного возбуждения… Но я все-таки спрыгнула с верблюда, увидев душераздирающее зрелище: фон Айзенах, вся измазанная своей и чужой кровью, яростно махала топором, дико вопила, кромсала трупы и раненых не отличая своих от чужих. Полдюжины оставшихся в живых пехотинцев не решались подступится к начальнице
Я стала прямо перед кровожадным чудовищем, в которого обратилась капитан, пристально взглянула в её налившиеся безумием глаза, и начала громко произносить молитву:
— Великий Один! Отец Богов!
Фон Айзенах, занесшая было свой окровавленный топор над моей головой, несколько замешкалась
— Да усладится глаз Твой видом яростных битв!
— Да обагрятся кровью мечи во славу Твою!
— Да вырастут до небес башни из черепов! — подхватили пехотинцы
Капитан бросила топор, её глаза начали приобретать осмысленное выражение
— Ничего кроме достойной смерти не просим у тебя, Отец Богов!