— Может, и впрямь помолиться, как советует тетя? Тебя проводить, малыш?
Кармела поняла, что он ее прогоняет. Стало обидно до слез.
— Вот уж нет, — дерзко ответила она. — Не потеряюсь.
И бросилась прочь. А когда скрылась за поворотом, остановилась и, переждав, крадучись пошла за Раулем.
Она проследила его до самого дома на плацу Гаэты, а потом, натянув на лоб мятый берет и прикрыв прядью расцарапанную щеку, уселась на бортик фонтана и, грызя орехи, чутко прислушивалась ко всему, что происходило вокруг. Усилия не пропали напрасно. Подошедшие к фонтану через какое-то время служанки полностью удовлетворили ее любопытство. Не замечая мальчишки, они всласть посплетничали о погоде и молодой жене губернатора, а потом одна, с одутловатым болезненным лицом, сказала скрипуче:
— Тебе не позавидуешь. Граф Рауль — беспутник, отца до смерти довел и скоро вас всех без места оставит.
— Неправда твоя, — отвечала другая, курносая и бойкая, с румянцем во всю щеку. — Отец его не потому застрелился. Его Пакито околдовал. И, не будь дурак, все денежки сполна получил. А графьи корабли на дне лежат.
— Да кто с этим дьяволом вождается! — вскричала отечная. — Вот погоди, как припрет молодого графа долги отдавать, тот или тоже застрелится, или его застрелит.
— Ага, — вздохнула курносая, подпираясь ладонью. — Срок долгу завтра. Жаль молодого графа-красавчика. Уж так жаль. И старую хозяйку.
— Виселицей кончится, верно тебе говорю…
Наплевав на дурное пророчество, Кармела вскочила и со всех ног бросилась в гавань.
В тот день Рауль вернулся домой на закате. Вернулся и не узнал своего дома. Все окна сверкали огнями, ворота были распахнуты настежь, двор полон подвод и незнакомых людей. Ему почудилось в первый миг, что кредиторы явились забирать вещи. Сердце упало. Негодяи! Ведь срок истечет только завтра! Рауль схватился за шпагу. Но навстречу уже бежала растрепанная и счастливая тетушка.
— Рауль, мальчик мой! Мы спасены!
Рядом с тетушкой шел высокий человек в камзоле с галунами, с палашом на боку. По жестам, походке, по всему облику Рауль узнал в нем моряка. Рука со шпагой медленно опустилась.
— Кто вы? — спросил Рауль глухо. — Что все это значит?
— Дон Родриго Рауль Хименес д'Аредо? Пройдемте в комнаты. У меня поручение к вам…
Рауль покорно двинулся следом. Сзади со слезами радости на глазах семенила тетя. В комнатах она суетливо придвигала гостю кресло, послала слугу за вином, старалась занять его и устроить поудобнее. Рауль не двигался.
— Рауль, Рауль! Что же вы стоите? — восклицала она. — Это наш друг. Он привез нам деньги. Мы спасены!
— Я — друг капитана Астуриаса, — сказал человек. Больше он ничего не успел добавить. Услышав имя капитана с пропавшего корабля отца, Рауль лишился чувств.
Когда ушел лекарь и суматоха улеглась, гость наконец смог начать свой рассказ.
— Капитан Астуриас был моим земляком. Мы родились в Саморе, на одной улице и даже в одном доме. Потом, как это часто водится, судьба разметала нас. И встретились мы вновь при обстоятельствах печальных. «Марисоль», где я служу старшим помощником, шла с грузом пряностей из Альбаросы в Герон и пережидала бурю в Лиронтанской бухте, когда нам послышался резкий звон колокола. Берега там пустынные, нет городов и монастырей, и это мог быть только призыв о помощи с какого-то корабля.
Буря не позволила нам выйти немедленно; а когда она улеглась, оказывать помощь было уже некому. На поверхности воды плавали доски разбитого плота, какие-то бочонки; люди, как нам показалось, погибли все до одного. И тут сигнальщик с мачты закричал: "Корабль!" Это была «Каталина», судно несчастного Астуриаса. Она села на рифы и дала течь, но пробоину в корпусе заклинило так надежно, что «Каталина» не разбилась в бурю и не затонула.
Команды на ней не было, кроме капитана. Он не успел спуститься в шлюпку, и ее у него на глазах вместе с матросами накрыло волной. Потом его самого стукнуло головой о мачту и только чудом не снесло в море. Раненый, истекающий кровью, он с трудом добрался до каюты и молил бога лишь об одном: чтобы тот поскорее соединил его с погибшими товарищами. Когда мы появились, Астуриас умирал. Он узнал меня и на Библии заставил поклясться, что мы выполним его последнюю волю — доставим уцелевший груз и деньги тому человеку, который доверил ему свое состояние. Воля умирающего — закон. Как я уже говорил, течь была небольшая, и товары почти не пострадали. Мы перегрузили их на «Марисоль» и при благоприятном ветре доплыли до Герона, откуда, обратив часть товаров в деньги, направились сюда.
— Печальная весть, — прошептала дона Хозефа, орошая слезами руку Рауля, — и радостная одновременно. Как бы радовался, будь он жив, бедный брат…
И в порыве искреннего чувства прижала к губам руку моряка.
— Мы даже не знаем, как отблагодарить вас!
— Вам надо благодарить другого человека, — сказал он с улыбкой. — Я только исполнял его волю.
— Но кто же он?! — вскричал Рауль.
Но моряк только покачал головой.
Шкатулка с жемчужиной.
— Ты меня задушишь, Тереса!
Корсет свалился на пол. Кармела, красная и встрепанная, в одной рубашке, свалилась лицом в постель.
— Но, госпожа, — седовласая почтенная служанка коснулась ее плеча.
— Не хочу! Уйди!
В спальне был беспорядок: постель смята, банкетки опрокинуты, по креслам разбросаны пышные многоцветные платья и кружева.
— Юной девушке приличны терпение и кротость, — произнесла Тереса терпеливо. Она уже изучила яростный характер хозяйки и была уверена, что та рано или поздно сдастся.
— Вы опоздаете на мессу, — произнесла она минуту погодя.
— Я не поеду! У меня голова болит! — объявила Кармела злорадно.
— Агнесс, флакон! — скомандовала Тереса молоденькой горничной, подшивающей кружева к атласной юбке и хихикающей в рукав. Агнесс опрометью исполнила приказ: в доме старую Тересу боялись. Тереса твердой рукой повернула к себе голову Кармелы и стала натирать ей виски жидкостью из флакона, пахнущей свежо и резко. От неожиданности Кармела не сопротивлялась.
Закончив, Тереса отдала флакон Агнесс, умело поправила тяжелые, крутыми кольцами падающие на лоб и щеки волосы госпожи:
— Ну вот, совсем растрепали прическу…
Огорченно покачала головой. И снова взялась за корсет.
Кармела смирилась, позволила зашнуровать себя, одеть двойное тяжелое платье, и только когда Тереса с помощью Агнесс закалывала верхнее на тонко ограненные сапфировые подвески, глухо заметила, что не выносит цвет индиго.
— Самый модный цвет, — возразила Тереса сердито. — К тому же, он нравится губернатору.
— Значит, у губернатора плохой вкус.
Агнесс хихикнула. А Тереса обиженно сказала, что уже слишком стара для шуток молодой госпожи. А если ее услуги чересчур обременительны для доны Торрес, то она вольна прогнать старую Тересу, и пусть те головорезы, которых она привезла из Йокасла… Кармела покраснела и нахмурилась. От помощи Тересы она отказаться не могла.
Потом наступили муки с обуванием. Кармела твердила, что справиться сама, пусть только от нее отстанут. Но Тереса и не думала слушать. Она тяжело опустилась на колени и стала затягивать пряжки на кожаных туфельках.
— Я не могу стоять, как палка! — орала Кармела. — И сесть не могу! Отстань! Агнесс!
Агнесс не хотела обувать хозяйку, Агнесс хихикала. Тогда Кармела дотянулась и стала таскать ее за огненные кудри, приклонив головой к полу.
— Вот тебе за леность! Вот тебе за сплетни на кухне! А это — на будущее! — Кармела дернула особенно сильно и отпустила. Агнесс, хныкая, отскочила.