Все случилось поздним вечером, было темно — фонарей нет на всей территории леса. Снега не было, пейзаж вообще мало отличался от нынешнего, такая уж выдалась зима. Значит, Марианна ехала только при свете фар, быстрее, чем ехала бы по льду, но не слишком быстро. Позже по следам шин эксперты установили, что тормозила она резко и нервно, однако машина была в отличном состоянии и остановилась быстро.
— Стань сюда, пожалуйста, — попросила Анна, указывая на центр дороги. — И возьми в руки палку.
— Что? Это еще зачем?
— Слушай, обезьяна взяла — и ты справишься!
— Очень смешно, — вздохнул Леон, но палку с земли все-таки поднял.
Он остановился там, куда указывала Анна, а сама она направилась к машине. Автомобиль Марианны стоял ближе к разделительной полосе, однако это не принципиальная погрешность. Сцену преступления они воссоздали более-менее четко.
— Думаю, он здесь и стоял, когда она вывернула, — сказала Анна. — Стоял так, что не объедешь, и она ударила по тормозам.
— Почему ты считаешь, что он не голосовал?
— Да ладно, кто голосует на повороте, там, где машина тебя фиг заметит? А даже если так, Марианна бы не остановилась.
— Не веришь в добрых самаритян? — усмехнулся Леон.
— Добрые самаритяне, увы, часто становятся мертвыми самаритянами. Но Марианну подвело не это, она остановилась не добровольно. Мы говорим о женщине, которая рассорилась с подружками и сбежала с вечеринки в ночь просто потому, что в доме появился стриптизер. Она бы не захотела остаться наедине с незнакомцем ночью, в лесу!
— Тогда она не должна была и останавливаться…
— А какой выбор? Тут обочина такая, что не объедешь.
— По нему ехать! Все лучше, чем самой умирать.
— Собственную смерть мало кто рассматривает как возможный вариант, — указала Анна. — Прием психологической защиты. Что же до «по нему ехать», то такое очень легко говорить со стороны. В реальности же мало кто сможет намеренно сбить человека. Полагаю, она остановилась перед ним, посигналила, чтобы он ушел, а он каким-то образом выманил ее из машины.
Автомобиль Марианна покинула добровольно. Но вот зачем? Вероятнее всего, преступник притворился раненым, возможно, он вообще лежал посреди дороги… Хотя это было бы рискованно, она могла и не заметить его в темноте! В любом случае, он нашел подходящий способ, и из машины она вышла.
Анна направилась к Леону, но остановилась в паре шагов от него.
— На дороге крови не нашли, — задумчиво произнесла она. — Значит, напал он не здесь. Но здесь она увидела биту, испугалась и бросилась не к машине, а вон на ту обочину.
Марианна наверняка поняла, что не успеет достаточно быстро сесть в автомобиль, завести его и уехать. Убежать она тоже не успела бы, но в это никто никогда не верит.
— Она стартовала примерно отсюда, он — за ней. Ну-ка, попытайся меня догнать!
— Аня, на кой?
— Давай попробуем!
Он терпеть не мог изображать из себя преступника, Анна прекрасно об этом знала. Такая нелюбовь казалась ей забавной, но не настолько, чтобы потешаться над ним. Обычно она старалась учитывать мнение Леона и лишний раз не примерять на него эту роль. Но сейчас ей нужно было знать.
Так что она сорвалась с места, устремилась к лесу, а Леон бросился ей наперехват. Он догнал ее быстро и без особого труда. Преступник на его месте уже ударил бы.
— Видишь? — победоносно поинтересовалась Анна.
— Вижу. Примерно то место, где убили Марианну.
— Вот-вот. А если учитывать, что я с ней примерно одного роста, преступник был не меньше тебя.
Больше те двое не перемещались: Марианна умерла на обочине, в десяти шагах от своего автомобиля. Тогда это назвали убийством во время ограбления, хотя и это Анна считала оплошностью полиции. Ради простого ограбления никто не устраивает такую расправу! Миниатюрной женщине вроде Марианны Доброхотовой хватило бы одного-двух ударов, чтобы навсегда перестать быть проблемой для преступника. А он сделал нечто худшее.
Он не торопился и не опасался, что ему помешают. Значит, нападение было не спонтанным, он изучил эту дорогу и знал, что шансы на появление другой машины январской ночью ничтожно малы.
Леон отбросил палку в сторону и отряхнул руки от оставленной ею трухи. Ему казалось, что это движение ничего не значит — а значило оно очень много.
— А вот он так сделать не мог, — отметила Анна. — То есть, мог, но не сделал.