Я пообещал сообщить юноше возможный «адрес» шамана. Сурен суетливо поблагодарил и… собрался уходить. А мой реферат?
— Позвольте, — остановил я его. — А разве вам больше ничего не нужно? Я мог бы дать записи некоторых интересных легенд о Золотой Бабе. Многие из них вам, вероятно, неизвестны.
— Ах да, конечно… — как-то безразлично ответил он.
— Так вот, вы их можете получить, — торжественно заявил я и с улыбкой добавил — Для антирелигиозной пропаганды пригодится.
— О, я буду очень благодарен, — заявил Сурен, пропустив намек мимо ушей. — Если позволите, я зайду завтра.
Извинившись за причиненное беспокойство (что ни говорите, а есть еще вежливые молодые люди в наше время!) и почтительно попрощавшись, он удалился.
Собирая бумаги, я обнаружил под столом, у которого мой визитер возился с выбором точки съемки, какую-то бумажку. На сложенном вдвое листке, вырванном из записной книжки, были записаны имена и даты:
Марго — вторник, 10 утра. Плотина. 180 гр.
Толстуха — четверг, 6 часов. «Савой». 50 гр.
Если не придет, зайти на квартиру.
Признаюсь, записочка покоробила меня. «Крутить» — как говорит молодежь — сразу с двумя девушками, одну из которых называть так пренебрежительно — Толстуха! И — какие-то граммы! Неужели он ведет учет выпитого с ними вина? И почему именно «50 гр.»?
Впрочем, это его дело. Может быть, я чересчур стар и многого не понимаю.
В назначенное время, взяв с собой реферат, я пришел в библиотеку. В читальном зале было немного народу: лишь две заочницы с унылым видом листали подшивки «Уральского края» да. какой-то солидный дядя в очках азартно выписывал страницу за страницей из «Горного журнала». Наркис Константинович Чупин и Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк спокойно глядели со стен из багетных рам на эту мирную картину. Привычная, давно знакомая рабочая обстановка.
Прошло десять минут, прошло полчаса, а тот, кого я ждал, не появлялся. Я уже стал жалеть о потерянном вечере, когда вошел юноша. Нет, не Сурен. Совсем другой.
В темной рабочей куртке из чертовой кожи и в кирзовых сапогах, робковатый и нескладный, он являл собой полную противоположность тому, кого я ждал. Простоватое лицо с детскими ямочками на щеках могло бы, пожалуй, вызвать симпатию, если бы не глаза. Темные, колючие, они, казалось, хотели просверлить меня.
Подойдя, он остановился, словно раздумывая — поздороваться или нет. Но не поздоровался и сел, хотя я встал навстречу ему.
— Так что вам стало известно о Золотой Бабе? — спросил он без предисловий, пристально глядя на меня.
Как?! И этот о Золотой Бабе? Постойте… постойте… А может быть, именно он и писал ту — странную — записку? Конечно, он. Но почему говорит так строго и… не совсем вежливо? Смущенный прямым и колючим взглядом собеседника, я несколько неуверенно ответил:
— Да кое-что все-таки стало известно… Это, знаете ли, не так просто…
— Я думаю! — перебил он меня. — Итак, где тетрадь?
Нет, каков?! Он не просит, а требует… Вот это нахал! Как можно спокойнее я с достоинством заметил:
— Тетрадь, с вашего разрешения, у меня с собой. А вот с кем имею честь?…
Он с возмущением посмотрел на меня:
— Дайте сюда тетрадь, тогда будем разговаривать.
— Но позвольте…
— Дайте мне тетрадь, — упорно повторил он.
Я наконец взорвался:
— Послушайте, молодой человек! Мало того, что вы мистифицируете меня каким-то нахальным… да, да — нахальным… своим письмом, мало того, что я больше месяца трудился для вас, перерывая Гималаи книг, и что я уже сколько времени названиваю по вашему телефону, так вы еще забываете прибавить слово «пожалуйста» к вашей обаятельной просьбе дать вам тетрадь! А я пенсионер, и меня ждет своя работа!.. И я не обязан. Да-с!
Лицо юноши стало меняться. Отмякла жесткость взгляда, появилась нерешительность, сменившаяся затем самым простодушным удивлением.
— Какое письмо?.. Какой телефон?.. У меня нет телефона…
Он еще отпирается!
— А это? — я с возмущением сунул ему под нос злополучное письмо.
— Это не мое… Я не писал его!
Настала моя очередь удивиться:
— А чье же это письмо?
— Я… не знаю.
Мы оба растерянно помолчали.
— Так что же вам от меня угодно, милостивый государь?
— Мне нужна моя тетрадь. И… деньги, которые были в ней.
Я опешил.
— Знаете что… Давайте разберемся по порядку…
И мы начали разбираться. Начали в шесть часов в читальном зале библиотеки, а закончили в полночь у меня дома. Рассказ Миши (так зовут моего нового знакомого) заслуживает отдельного изложения, и я не премину это сделать дальше. Пока же скажу, что тетрадь, которую искал Миша, была в самодельном парусиновом переплете с тесемочками. А мой гость — фотограф — показался ему подозрительным.