– Андрюха, брось себе голову забивать. Ты что, за кладом приехал?
– Нет, не за кладом. Но кое-что хочу попробовать поискать. Вот послушайте…
Год назад, лазая в Интернете, Андрей с удивлением обнаружил там название города детства и, что еще удивительней – деревни Сосновки. Заинтригованный случайной находкой, он вначале прочел, а потом и скачал весьма интересную информацию. То, что рядом с Сосновкой был монастырь и пещеры отшельников, он, конечно же, знал. Слышал краем уха и о последнем отшельнике, отце Иоанне – не даром вырос в этих местах. Но дальше речь шла об удивительной, бесценной реликвии – чудотворном старинном распятии, которое хранилось в подземной келье и бесследно пропало после разгрома монастыря. Причем, очень важен тот факт, что крест не был заранее спрятан и не был увезен особистами. След его терялся позднее, и терялся весьма основательно.
– Вот я и хочу попробовать поискать. Все-таки я здесь вырос, знаю и город, и из жителей кое-кого. Вдруг да найду?
Толя и Михаил помолчали. Андрей видел, что друзья отнеслись к его намеренью с недоверием, и немного сердился. Да, видно, надеяться на их помощь не приходилось…
Молчание было прервано неожиданным образом. Возле их столика возникла чья-то фигура, и голос, показавшийся Андрею знакомым, спросил:
– Извините, не помешаю?
Ребята повернулись на голос, и Андрей увидел Сергея, вчерашнего своего спасителя. Одет он был все так же непритязательно, в руках держал откупоренную бутылочку «Хольстена» и тарелку с сардельками.
– Здравствуйте, Андрей! Вы позволите к вам присесть?
– Конечно! Добрый день! Садитесь, пожалуйста, – и, обращаясь к друзьям, продолжил: – Знакомьтесь, это Сергей. Вчера отбил меня у местной шпаны.
– Ну ты даешь! – восхитился Толян, – Только приехал, и уже успел в драку влипнуть! Что-то на тебя не похоже. В детстве ты тихим был, это Минька все дрался и меня подбивал.
– Ну ты скажешь! – обиделся Мишка. – Ничего я не дрался! Так если, иногда, для порядка…
– Ах, бросьте, – махнул рукою Сергей. – Ну кто в детстве не дрался? Да и вчера не драка была, а так, мелкий конфликт. Не стоит и вспоминать. Однако, извините, я невольно подслушал ваш разговор – сидел рядом. Я, знаете, в некотором роде историк, и эта история мне немного известна…
***
Господь сказал, изгоняя Адама и Еву из рая, что в поте лица человек будет есть свой хлеб. А потому работа благословенна. Работа до пота, до устали. Так исполняется воля Божия во искупление грехов. А, кроме того, работа отвлекает и от грехов, и от мыслей греховных, и просто от тревог и забот. Вот и отец Иоанн, ковыряя лопатою сочную землю и шепча молитву Иисусову, позабыл на время о тревогах своих.
А тревожиться было о чем. В последнее время кровь на распятии каждый день появлялась, и во сне он слышал заупокойное пение. Знал подвижник, что жить ему оставалось не много. Знал даже – Господь открыл! – день, в который преставится. И знал, что день этот настал. Даже если бы не видел вчера черный столб дыма, что вырос за лесом там, где стоял монастырь, был бы готов. И ждал бы казни от людей и суда от Господа Бога.
– Слава труду! – прозвучал за спиною насмешливый голос. И монах, воткнув в землю лопату, разогнул затекшую спину и ответил так, как ответил бы на «Бог в помощь»:
– Во славу Божию!
На полянку вышли люди в военной форме. Форма была почти что такой же, какую помнил по прежней жизни отец Иоанн, только все же иная. Или просто сидела небрежней, или поношенной уж больно была? Трудно сказать, столько лет в монашеской кельи… А винтовочки те же. Бессменные, безотказные. Поди, еще лет полста лучше ничего не придумают.
– Бога нет, папаша! – хохотнул один из пришедших, вертлявый и смуглый. – Его в семнадцатом году расстреляли!
Солдатики дружно грохнули смехом. Командир, такой же застиранный, в расстегнутой по жаркой поре гимнастерке, одобрительно покивал. Особенно веселился светловолосый парень – косая сажень в плечах. Он смеялся взахлеб, с подвывом, повторяя: « ага, расстреляли!», и по глуповатой физиономии текли счастливые слезы.
– Бог поругаем не бывает… – смиренно ответил отец Иоанн и взялся вновь за лопату.
– Отставить! – негромко произнес командир, и смех мгновенно прервался, хотя слова эти относились, в общем то, не к бойцам, а к монаху. – Положите лопату, папаша. Грядки вам уже не понадобятся.
– Помирать собираешься, а пшеничку сей, – спокойно ответил отец Иоанн. – И это не из Евангелия, так русский народ говорит. Вы же не против народа?
– Ну-ну, прекратить демагогию! Тоже мне, глас народа нашелся! Мироед! Кровопийца!
– Крови на мне не более чем на вас, и только лишь потому, что когда-то и я воевал. За Россию. А что касается мироеда… Стал бы я грядки копать, на всем готовом живя? Или, быть может, я толще самого хлипкого из ваших бойцов?