- Я сказал - нет! - грозно рыкнул мужчина.
-Но, батюшка, пойми - люблю я его, не смогу жить без Кероука. Разреши стать смертной, да отправиться в мир людской. Там я буду счастлива, да любима, - слезно молила Игнирра отца своего.
-Дочка, как же ты не вразумишь: люди - это зло непобедимое. Они готовы душу продать за богатство. А ты туда в логово лжи и порока спешишь. Не нужно тебе это, кровинушка моя, - старался убедить девушку мужчина.
-Нет, папенька, Кероук не такой, любит он меня сильно, как любят драконы свет. Позволь же уйти мне, да стать девушкой смертной, - не скрывая своих слез, умоляла девушка отца.
- Нет, дочка. Пойми сердце мое отцовское разрывается при мысли о том, что не увижу больше тебя, не услышу смеха твоего звонкого, не увижу улыбку твою ясную. Прости, - с этими словами отправился прочь мужчина.
А Игнирра злилась. Видно было, что не устраивает ее расклад такой.
- Не хочешь по-хорошему, так прощай, - выкрикнула она и надрезала своей запястье.
Дальше девушка стала бормотать что-то на непонятном языке, глаза ее ранее фиолетовые становились зелеными - обычными. Волосы теряли свой блеск, темнели. Я повернулся на отца, чтобы увидеть его реакцию, и был поражен. Мужчина, пышущий жизнью несколько минут назад, на глазах старел и шептал: "Зачем же ты сделала дело темное? Зачем?" А девушка тем временем сорвалась с небес на землю алой звездой, лишь на мгновение сверкнувшей в темной ночи.
Я сорвался вниз следом за девушкой. Опустились мы точнехонько в тот же самый лес. Девушка была бодрой, как будто не она пять минут назад надрезала своей запястье. Она металась, размышляя о чем-то, а потом, собравшись с мыслями, рванула в противоположную от деревни сторону.
Тут и началось путешествие ее земное. Игнирра захватывала селенье за селеньем. Порабощала земли чужие. Да ради любви своей страстной - Кероука. Я видел, как улыбалась она, захватывая очередное село. Как светлели ее глаза, когда все новые и новые земли входили в состав королевства Кероук.
-Доча, за што ж ты нас так ненавидишь-то, чемо мы так провинилися, чемо суда Божьего заслужили, - падали ниц перед Игниррой люди захваченных земель.
- Это все доказательство моей любви, - просто улыбалась она, вызываю лютую ненависть в сердцах людей.
Шли годы. Месяца сменяли друг друга один за одним. Мы двигались все дальше и дальше на запад, пока в один прекрасный миг, построив великолепнейший дворец, она не проговорила:
- Кероук - это все твое. Скоро ты станешь здесь править. И ничто не разлучит нас.
И мы вернулись в ту деревню, с которой все и начиналось. Игнирра нашла Кероука. Он казалось был счастлив видеть ее. Все клялся ей в любви, называл ласково. Да не спокойно было на сердце у меня, чуял я беду неминуемую.
Игнирра рассказала о всех годах, что не виделись люди. Кероук слушал, гладил девушку по голове, да говорил, что заживут они теперь вместе. И не будет их счастливее на свете.
С этого момента и началось правление первых великих императоров Кероука и Игнирры. Да худо дело было. Игнирру люди ненавидели. Она была чужачкой, которую боялись. А Кероук в дела правительственные и не влазил. Все балы устраивал, да тратил деньги из казны впустую. А Игнирра все ему прощала, любила так, что даже не описать. А он отвечал ей, да только взгляд его, когда смотрел он на жену свою, был холоден, словно лёд Еринского океана. Жалко, было мне девушку, ой жалко, да только был я лишь сторонним зрителем, без роли в этой истории.
Да скоро беда и приключилась. Игнирра очень устала после очередного совета Империи и решила навестить любовь свою, развеяться. Окрылённая своими мыслями, она парила к покоям императора.
- Не велено пускать, - было ей сказано прям перед дверью.
- Как так не велено? - удивилась Игнирра. - Позовите моего мужа. Он мне срочно нужен.
- Император Кероук занят. Пускать не велено, - было ей на то ответом.
Но Игнирра была не робко десятка, поэтому, оттолкнув стражей, взлетела в покои мужа вихрем. И тут же потеряла равновесие.
Картина, что открылась перед императрицей, была интимна и увлекательна. Кероук возлежал на кровати, а вокруг него лежали три полуголые девицы.
- Кероук? - позвала Игнирра свою любовь.
И ее заметили. Широко улыбнулись и без тени совести проговорили: