Легенде больше не обнаружится никаких ошибок. Хах! Но, даже если мы их и не обнаружим, они всё равно могут быть! Ладно…] Кого же я вижу ещё? Вот, сидит за деревянным столиком у окна какая-то пара людей в фиолетовой и красной одеждах. Бог знает, кто это такие, но, судя по всему, наверное, какие-то чародеи, или колдуны, или маги, или гадатели, или люди, имеющие какие-то другие формы беснования, отличные от перечисленных выше: они перебирают разные камни, разноцветные карты, сияющие амулеты, блестящие золотые монеты… Вероятно, занимаются сии персонажи тем, что дурят народ своим, как они утверждают, предсказанием будущего, и берут за сие деньги — и, скорее всего, не маленькие, видя монеты, которые тревожат, трогают, переворачивают мрачные пальцы сих мрачных бизнесменов. Мошенники ведь! Будущее нельзя никак предсказать: его нет! По крайней мере, именно такого мнения придерживался один известный общественный деятель, имя которого я вам не назову — или из-за какой-то вовсе не понятной робости, или из-за чего-то ещё… Увы, он погиб; но для него смерть — новая, лучшая, счастливейшая жизнь. Это хорошо! Не знаю, стоит ли мне описывать лица тех чародеев: нужны ли вам эти подробности? Если нужны, то тогда бы я описал и тех заблудших девушек, что танцуют, — их танец, лица, телосложение, даже их характеры, биографии, истории из их жизни… Я могу описать всё так подробно, вдохновившись идеалами усердия, что в данном мемуаре было бы страниц так, наверное, семьсот. Но не знаю, понравилось бы вам сие… Тем более вдруг я совершу какую-нибудь ошибку? Я вполне способен случайно что-то перепутать, а занятие, работа моя, моя профессия довольно ответственна. Впрочем, если бы я и не сказал, что наш любезный Тайлер не зелёный орк, вы бы не заметили никакой разницы, да и на сюжет, на проблему, которой в этом произведении, может быть, лишь по размышлению автора, не существует, никак не повлияло бы, — словом, деталь, не имеющая никакого смысла. Но давайте перейдём и к другим человекам, пребывающим в таверне. Вижу шумную компанию, сидящую за большим столом, на котором располагаются разные блюда. Лежат, конечно же, блестящие в золотом жире котлеты, похожие формами своими на яйцо, у некоторых со взбитым картофелем, у других с булгуром (крупой, стоит отметить, очень популярной, однако по неизвестной мне причине, в Столице), у третьих с рисом. К тому же некоторые посыпали свои блюда либо броккóли, либо горохом, либо кукурузой; причём последние два продукта сделаны были в нашем знаменитом городе, а вытащены — из прекрасной консервной банки, зелёной для гороха и жёлтой для кукурузы, на которых было нарисовано их содержимое, то есть либо горох, либо кукуруза, для каждого своё. К тому ж в большой тарелочке — у этой штуки явно существует название, но я, к страшному сожалению, пока что не знаком с этим именем! — навален салат, включивший в себя помидоры, огурцы, лук, оливки, маслины, жёлтый и белый сыры, креветки, краб, кальмар, сухари и, конечно же, траву, в разновидностях которой я, к тому же страшному сожалению, совсем не разбираюсь, так что для меня это обычная трава, но вряд ли та, что на полях расстилается ковром. У каждого гостя был стакан пива, чтобы грешить ловчее, и, наверное, какие-то закуски; но для меня это неведомая информация, потому вновь прости меня, мой многоуважаемый друг. Эх, какая же, Господи единый, ужасная компания! Шумят, кричат, сквернословят, танцуют под музыку… Им я тоже желаю вразумления и обращения ко Господу нашему Иисусу Христу. Их длинные бороды, пляшущие во все стороны, и волосы, повторяющие за своими соседями сей некрасивый танец, поистине пугают: что же грех делает с человеком! Как можно заметить, герои наши оказались уж точно не в церкви (стоит сказать, в Столице подобных христианских заведений почти, если почти, не было). Спаси их Господь от искушения! Я, впрочем, думаю, они и не соблазняются. Хочу же, впрочем, заметить, что это ещё не всё. За другим маленьким столиком проводит время своё пара, состоящая из мужчины и женщины. Забавно! Если за ними наблюдать, то можно заметить, что разговор, протекающий, как вода, подаренная дождём, в непримечательную канаву, носит довольно… — увы, я не разбираюсь! — личный, наверное, характер: на лицах сих человеков периодически появляются улыбки, быть точнее увеличиваются, так как на ликах их живёт какое-то настроение, предшествующее растяжению губ и прочих процессов, которые человек не замечает или замечает только тогда, когда занимается сим сложным вопросом, то есть изучением сего. Также раздаётся смех, который я бы назвал скромным; но, вероятно, сия эмоция имеет какое-то своё общеизвестное и общепринятое название, о котором я, к сожалению (страшному сожалению — да!), ещё не знаю. За столом сих людей стояли две тарелки с каким-то красным супом (наверное, томатным) и два стакана с какой-то жидкостью, которую человеки пьют. Она, жидкость эта, не предстаёт передо мной как что-то единое — зрение, что ли, плохое! Сначала появится сей напиток в виде стаканчика какого-нибудь брусничного морса, в котором видны плавающие, как аквалангисты, ягоды; после сменится чашкой чая, по которому, как кувшинка, резвится золотистый лимон; потом родится длинный, вытянутый бокал, наполненный лимонадом — видно, из того фрукта, что до сего лежал в бане, называемой чаем, — с на этот раз плавающими кубиками льда, мятой и… лимоном? А может быть, это не лимонад, а какое-нибудь мохито? В таком случае это плавает тот фрукт, который мы видели в популярном, известном всем согревающем напитке, — он не погиб. В таком случае я должен извиниться, что рассказал о ложной смерти нашего нового друга! Но не знаю. Всё-таки я не хочу смущать нашу любезную пару и, пожалуй, перейду к любимым нами героям…