Это из скандинавского сказания. Моя месть за танка.
Привет, дорогой Рихард!
Получила от тебя грустное письмо. Ты сожалеешь о том, что вторгся в мою жизнь и сделал меня несчастливой, заставляя бесконечно ждать. Как ты можешь сомневать во мне?! Такую любовь, как наша, нельзя омрачать ни сомнениями, ни жалостью. Ты живешь сознанием своего долга, я — тоже. Стараюсь быть достойной тебя и работаю изо всех своих сил. Хочется знать предел своих возможностей. Меня неудержимо влечет вперед. Я уже начальник участка, а скоро, возможно, буду начальником цеха. Не добиваюсь этого ради карьеры, а просто отдаю себя всю своему делу и испытываю радость, когда мои усилия дают какие-то результаты. Считаю, что мы с тобой делаем одно дело — ты там, а я здесь. Мы тут на своем посту полны энтузиазма в выполнении поставленных перед нами задач. Мы — это мои товарищи, рабочие моего участка, весь завод. Говоря словами Маяковского, выволакиваем Республику из грязи.
Ужасно соскучилась по тебе. Иногда после работы бегу домой с безумной надеждой, что ты ждешь меня. И бываю несказанно счастлива хотя бы твоему письму. Ведь каждое твое письмо — это частица тебя. Я помногу раз читаю его, возвращаюсь к нему, чтобы вновь и вновь ощутить твое присутствие.
В отпуск ездила к родителям в Петрозаводск. Без тебя мне никуда не хочется ехать, ни в какие экзотические края. Берегу это удовольствие для нас двоих. В общем-то, я не ною. Каждый мой день занят до предела, так что время идет очень быстро. И я все же надеюсь, что это будет последний год нашей разлуки. И все будет так, как говорится в этой японской танка:
Будь здоров, дорогой. Не забывай меня.
Это письмо она почему-то не послала. Возможно, оно показалось ей слишком длинным. Вместо него кратко сообщила, что у нее все хорошо, она весела, здорова и надеется на скорую встречу.
Тысяча девятьсот тридцать седьмой год оказался роковым для всей семьи Максимовых. Умер ее глава, Александр Флегонтович. Казалось, отец и Катя давно уж жили каждый своей жизнью, ан нет, Катя вдруг ощутила утрату надежной опоры в жизни. Образовалась пугающая пустота. А вскоре свалилась новая беда — по какому-то навету был репрессирован муж Тани. Их всегда энергичная, жизнелюбивая мать совсем сникла, из нее как-то сразу проглянула старость, испугавшая Катю своей беспощадностью. Она подумала, что ей тоже уже тридцать четыре года, что молодость прошла безвозвратно, а жизнь так и не складывается.
Таня училась в медицинском институте уже на четвертом курсе, и Катя боялась, что семейная трагедия помешает ей закончить образование. Она пыталась утешать сестру, но разве можно утешить в такой ситуации? Таня сказала ей на прощанье: «Теперь я знаю, что такое ад. Мы его сами в себе носим…» Катя печально усмехнулась ее словам — сколько уж кругов такого ада успела она пройти за свою короткую жизнь… И все еще продолжает идти, дрожа за жизнь того, который каждый день подвергается опасности.
Катя вернулась в Москву в подавленном настроении. Знакомый швейцар, которому очень нравилось радовать ее весточками от Рихарда, печально развел руками: мол, я не виноват, ничего не приносили.
Только в начале тридцать восьмого года Катя получила письмо, очень радостное, очень обнадеживающее:
«Дорогая Катя!
Наконец-то я снова пишу тебе. Слишком долго я не мог этого сделать, не получая также ничего от тебя. А мне это было так необходимо, ведь я не мог сдержать своего обещания и вернуться домой осенью прошлого года.
Не знаю, не потеряла ли ты уж терпение, ожидая меня. Но, милая, иначе невозможно… иначе поступить было нельзя… Я жду того момента, когда будет эта возможность.
По крайней мере, теперь я уверен, что это произойдет очень скоро. Я думаю, дорогая, что скоро я смогу поехать домой.
Мне кажется, ты захочешь меня увидеть, несмотря на то что ожидание было слишком долгим и я очень устал. Жизнь без тебя очень тяжела и идет слишком медленно.
Если возможно, прошу тебя подождать с летним отпуском до моего приезда. Мы тогда поедем вместе. Я, наверное, вернусь к этому времени.
Пока до свидания, моя милая. Целую тебя сердечно.
С этим письмом у Кати словно появилось второе дыхание и ее положение перестало представляться таким уж трагическим. «Наберись выдержки, не падай духом, в письме уже конкретное обещание!»