Леонора.
Я сама отвечаю за свое поведение. На мне лежала обязанность сохранить образ этого единственного человека в чистоте для его народа, и я была вынуждена… ради этого… на некоторые поступки…
Бюрштейн.
Поступки?.. Ложь с начала до конца!.. У вас… у вас на совести все… Вам придется за это ответить… Я сам был одним из обманутых… Я сам был в неведении, даже когда думал, что все знаю… Вам… вам одной придется оправдываться… Вы умышленно заставили меня лгать… из-за вашей неистовой ревности и властолюбия, которое стремится поработить даже мертвеца, подобно тому, как оно старалось его скрутить при жизни… Вы… только вы…
Фридрих, вошедший во время последних слов.
Бюрштейн! В каком тоне вы говорите с моей матерью?..
Смущенное молчание.
Вообще, что здесь происходит?.. За две комнаты я слышу крики, между тем, как внизу гости уже ждут… Я вижу, как на старую женщину набрасываются, как на бродячую собаку… и при этом умалчивают о чем-то, ведут себя таинственно… Я тоже в праве знать, что происходит в этом доме!
Помолчав.
Кто эта дама?
Бюрштейн.
Спроси свою мать. Она тебе может объяснить это лучше всех.
Леонора.
В свое время. Теперь у вас есть другая забота. Это не так важно.
Фридрих.
Для меня важно все, что касается моего отца… А особенно все то, что, как я чувствую, хотят от меня утаить… Я не позволяю что-либо скрывать от меня… Кто эта дама?
Леонора.
А я не позволяю приказывать мне! И еще не скоро позволю! Экзаменуй кого хочешь…
Фридрих.
Я желаю это знать и узнаю. Я вижу, она во все посвящена…
Леонора, быстро.
Она тебе что-нибудь сказала?
Фридрих.
Нет… но я ведь вижу, что она знает Иогана… говорит ему «ты»… называет тебя но имени… И затем, все вы в таком смятении… А ведь меня учили, что это дом открытых дверей… Следовательно, я в праве…
Иоган, вбегая.
Его высочество великий герцог подъехал!
Леонора, радуясь поводу.
Пойдемте, Бюрштейн… Велите начинать… Я пойду его встретить.
Поспешно выходят в главную дверь. Иоган направляется следом за нею.
Фридрих, удерживая его.
Иоган… постой… Я хочу тебя кое о чем спросить… Иоган, послушай, — теперь мы одни, все они заняты, — послушай, мой славный… ты в доме — единственный с кем я могу говорить об отце, потому что ты любил его самого, а не его славу, потому что ты был ему, действительно, другом… И поэтому они тебя не любят, наши новые друзья… Послушай, Иоган… Все они избегают ответа, но ты мне скажешь откровенно, не правда ли, кто эта дама?
Иоган, боязливо.
Да как же мне сказать вам… если мамаша…
Фридрих.
Я уже не ребенок… Мы взрослые люди и должны друг другу доверять… Но, может быть, у тебя нет ко мне доверия?..
Иоган.
Помилуйте!.. Вы ведь знаете…
Фридрих.
Тогда скажи мне прямо: кто эта женщина?
Иоган.
Да ведь это… это… фрау Фолькенгоф.
Фридрих.
Фолькенгоф?.. Фолькенгоф?.. Никогда не слышал… Нет, погоди… Я как будто что-то вспоминаю, очень отдаленное… Фолькенгоф?.. В раннем детстве я, как будто, слышал эго имя… Фолькенгоф?.. Мария… Не правда ли, Мария Фолькенгоф?
Иоган кивает утвердительно головою.
Фридрих.
Теперь я смутно припоминаю… Когда отец еще жил… — я слышал… Погоди… теперь я знаю… На письменном столе была фотография… и на ней надпись: «Мария»… А! вот почему это странное ощущение… Как только появилась эта женщина, мне почудилось, будто я давно ее видел, очень давно… Я почувствовал сходство и не знал, с кем… Так вот оно что… Вот почему… Ах, как ясно вижу я теперь этот портрет, а ведь с тех пор я ни разу его не видел… Он исчез с той поры со стола… А они мне говорили, всегда говорили, что со дня его смерти все оставили нетронутым… Странно… странно…
Он погружается в мечтательное раздумье, потом обращается вдруг к Иогану.
Ты давно ее знаешь?
Иоган кивает головою.
Фридрих.
Еще до женитьбы отца?
Иоган кивает.
Фридрих.
По Бремену?
Иоган делает отрицательный жест.