— Что ж, наслаждайтесь кратким моментом вашего триумфа. К завтрашнему дню вас здесь не будет.
— Понимаю. Вы собираетесь позвонить вашей матери и рассказать ей о происшествии на озере. Она решит, что я не гожусь в сиделки, и уволит меня. — Рэйчел уперла руки в бока. Ее план рушился, и все из-за того, что она упала в воду.
— Я не играю на людских слабостях, мисс Стюарт. Ваши маленькие тайные страхи умрут во мне. Мне не нужно так низко опускаться, чтобы добиться того, чего я хочу. Меньше чем через двадцать четыре часа вы будете умолять мою мать отпустить вас.
Она посмотрела ему в лицо. Его взгляд был твердым. В глазах сверкал вызов. Как ни странно, Рэйчел поверила, что он не станет использовать против нее ее слабость — боязнь воды. Он не нуждался в этом.
Она отпрянула от него. Если Николас Бонелли хочет войны, так тому и быть.
— Вы не сможете заставить меня уйти, разве что нападете на меня или сбросите в озеро, чтобы я утонула.
— Возможно, вам лучше оставаться в доме. И держаться подальше от меня.
Рэйчел покачала головой.
— Вы не из тех, кто ищет легких путей.
Его губы изогнулись в улыбке, выражающей мужское превосходство и высокомерие.
— Если вы делаете выводы на основании опыта общения с первоклассниками, мисс Стюарт, уверяю вас, мне не шесть лет.
— В свою очередь уверяю вас, мистер Бонелли, что мне это и в голову не приходило. — Она направилась к выходу.
Его голос остановил ее в дверях:
— Вот еще что, мисс Стюарт. Хотя вы и не оценили мои способности, в том, что я целовал вас, не было никаких тайных происков. Я целовал вас потому, что ваши губы созданы для поцелуев. А вы можете сказать то же самое?
Это неожиданное заявление ошеломило ее. Она порозовела от удовольствия, но тотчас поняла, что он пытается растрогать ее, чтобы она потеряла бдительность. И потому ответила ему простодушно ослепительной улыбкой.
— Боюсь, нет. Ничего особенного в ваших губах я не нашла. — Она даже не стала смотреть, поверил он ее лжи или нет, и пошла дальше.
— Я не спрашивал вас, созданы ли мои губы для поцелуев, — догнал ее крик Николаса. — Но мои поцелуи, по крайней мере, были искренними!
Рэйчел стояла на веранде, опираясь о перила. «Губы, созданные для поцелуев», — сказал Николас. У нее слишком большой рот. Благородный, как говорила ее мать, но Гейл Стюарт умела во всем видеть положительную сторону. Ей удалось сохранить свой оптимизм даже тогда, когда ее муж умер и на него навесили обвинение в шпионаже против компании, на которую он работал. Если бы она, Рэйчел, сумела быть хотя бы наполовину такой сильной, как ее мать, она бы уже давно восстановила доброе имя своего отца. А не стояла бы здесь, вспоминая о каких-то глупых поцелуях и об идиотском замечании эгоцентричного мужчины.
Рэйчел глотнула кофе из чашки и потуже запахнула свой пушистый изумрудно-зеленый халат. Было прохладно, но мир и покой раннего утра вознаграждали за холод.
Рэйчел надеялась, что Николас Бонелли поспит подольше. Он, должно быть, утомился вчера, придумывая, как вывести ее из себя. Она съездила в город и проверила абонентский ящик на почте. Когда она вернулась, он вспомнил, что хотел почитать местную газету. Когда она привезла газету, он, не читая, бросил ее на стол, жалуясь на качество и количество еды в холодильнике. Чтобы удовлетворить его гастрономические причуды, ей пришлось еще дважды съездить в город. Потом он решил, что хочет на обед совсем не то, и она опять отправилась в Гранд-Лейк. По его желанию она приготовила спагетти, но он решил, что, пожалуй, лучше съест готовую пиццу, купленную в городе.
Рэйчел была близка к тому, чтобы отказаться ехать за пиццей, но, посмотрев в глаза Николасу, поняла, что именно этого он и ждет, и решила не доставлять ему такого удовольствия.
— Где мой завтрак?
Кофе выплеснулся из чашки на халат Рэйчел.
— Не надо так ко мне подкрадываться.
— Люди на костылях не могут подкрадываться. Вы так подпрыгнули, что можно подумать, у вас совесть нечиста.
— Почему это у меня совесть нечиста? — спросила она, защищаясь.
— Потому что вам платят не за то, чтобы вы тут стояли и любовались видами. Вам платят, чтобы вы ухаживали за мной. Я хочу завтракать и надеюсь, что вкус у кофе будет не слишком отвратительным. — Он опустился в кресло.
Рэйчел покрепче обхватила кружку.
— Что вы будете есть? — ласково спросила она. — Блинчики с сахарной пудрой и мышьяком?
Он пристально посмотрел на нее холодным взглядом.
— Если эта работа слишком тяжела для вас, вы всегда можете уволиться.
— Не имею ни малейшего намерения.
Он с сомнением поднял бровь.
— Я хочу омлет с луком, сыром и сосисками.
— У нас нет сосисок. Полагаю, вы хотите, чтобы я съездила за ними в город?
— Вам платят хорошие деньги.
Всю дорогу в город и обратно, все время, пока она резала, смешивала, взбивала и готовила, Рэйчел занимала себя тем, что изобретала все новые способы убийства Николаса Бонелли. Неудивительно, что мужу Дайаны пришлось запереть свое оружие.
Когда она вернулась из магазина, Николас спросил ее об утренней газете. И тут Рэйчел насладилась своим маленьким триумфом, увидев выражение его лица, когда она достала газету из сумки. Так что его требование вернуться в город осталось на кончике языка.
Она вынесла поднос с дымящимся омлетом и хорошенько поджаренными ломтиками тостов.
— Апельсиновый мармелад и вишневое желе. — Она поставила поднос на столик. Николас посмотрел на нее поверх газеты невидящими глазами. — Надеюсь, это не для меня. Я проголодался, пока вы ездили в город, и приготовил себе овсяные хлопья. Пока я больше ничего не хочу.
Следовало бы запустить ему в физиономию этот омлет. Но Рэйчел игриво улыбнулась и отнесла поднос в кухню.
Он позвал ее прежде, чем она унесла поднос. Лжец. Он был голоден. Она снова вынесла ему завтрак. Он взглядом отверг его.
— Знаете, что мне нужно?
— Да?
В его глазах блеснул смех.
— У меня пересохло в горле оттого, что мне постоянно приходится кричать. Мне нужен звонок или свисток. Как кнопка в больницах для вызова медсестры.
— Хорошо, мистер Бонелли. Не надо объяснять мне. Я съезжу в город и куплю хромированный свисток, чтобы вы смогли сказать, что хотели серебряный колокольчик, или наоборот.
— Эта работа слишком тяжела для вас, мисс Стюарт? Вы можете уволиться.
— Зачем мне увольняться? Я люблю испорченных, избалованных маленьких тиранов.
Вернувшись в кухню, она поставила омлет в холодильник. В чем Николас нуждался, так это чтобы что-нибудь отвлекло его от жалости к самому себе. И от попыток избавиться от нее.
Ей захотелось сказать ему что-нибудь оскорбительное. Вылетев на улицу, где он сидел, дремля на утреннем солнышке, она возбужденно сказала:
— Вы мне ни капли не интересны как мужчина.
Он открыл глаза.
— Какой ужас, я в отчаянии. О чем это вы, черт возьми?
— Вы думаете, что Дайана изобрела какой-то хитрый план, чтобы свести нас с вами, а я его осуществляю. К вашему сведению, меня ничуть не интересует мужчина, у которого такие одномерные связи с женщинами. Вы подбираете женщин, как одежду, к случаю. Дайана рассказывала мне, что вы ходите на симфонические концерты с Джейми, играете в ручной мяч с Тиффани, плаваете с Дебби, а на танцы ходите с Ивонной.
— Как печально, что у учительниц такая серая и скучная жизнь: им даже нечего обсудить во время обеда, кроме моей светской жизни.
— Мы вас не обсуждаем.
— Сведения о Джейми, Тиффани и Дебби вы получили через сообщающиеся сосуды?
— Вы забыли Ивонну. Не говоря уж о Саммер, Джессике, Элли, Сидни и, конечно, Банни.
Его лицо приобрело задумчивое выражение.
— Для женщины, утверждающей, что она ни капельки мной не интересуется, вы явно проделали большую работу, чтобы все это выяснить.
Рэйчел готова была заткнуть себе рот. Зачем она несла всю эту чепуху? Теперь ей придется признаться, что он нужен ей, чтобы смыть позор с имени отца. Слишком рано. Еще не проведена подготовительная работа. Рэйчел глубоко вздохнула. Ее спас звонок в дверь.