— Все было совсем не так! — с отвращением возразила Кэди. — Рут было так больно и горько, что она обратилась к Гамалю и… — Она замолчала. — Ах, как умно! Но ничего не выйдет. Вы сказали, что сегодня выходной, мы так договаривались. Больше никаких Джорданов!
— Слишком поздно, — проговорил он, глядя на нее поверх огромного рюкзака, и Кэди рассмеялась, потому что вспомнила, что он-то тоже Джордан!
Она продолжала смеяться, но он уже отвернулся, глядя на тропу, и они начали длинный и трудный подъем в гору. Вскоре Кэди обнаружила, что бегать туда-сюда между столами ресторанной кухни совсем не то, что взбираться на высоченную, трехкилометровую гору. Щиколотки ее то и дело подворачивались, она почувствовала, что на мизинце появилась мозоль, Однако Кэди не жаловалась. Еще в детстве она научилась никогда и ни на что не жаловаться, нести свою ношу и как можно лучше справляться с трудностями. Поэтому, когда Тарик оборачивался и спрашивал, как она себя чувствует, она отвечала, что все великолепно.
Так и было на самом деле, если не считать ногу. Воздух был прозрачен и свеж, и Кэди обнаружила, что действительно может не думать ни о прошлом, ни о не известном пока будущем. Сегодня она не хотела думать ни о чем, кроме солнечного света и растений, которые собирала по дороге и складывала в свой маленький рюкзак.
Выяснилось, что самая трудная часть путешествия вслед за Тариком — заставить себя не думать о нем. Невозможно было не смотреть на него и не улыбаться, когда он поворачивался и говорил что-то ободряющее. Казалось, он знает этот лес так же хорошо, как умеет обращаться со своими мечами.
— Когда вы начали интересоваться ножами? — спросила Кэди и чуть себя не убила, потому что это было, пусть и скрытое, но упоминание о Коуле.
Он понимающе на нее посмотрел.
— Я от кого-то унаследовал это увлечение?
— А магниты к вам притягиваются?
— Иногда, — со смехом ответил он. — Знаете, мисс Лонг, мне всю жизнь было интересно, какая вы.
— А я никогда даже не догадывалась о существовании вашей семьи, — сказала она с преувеличенным безразличием. Она готова была пожертвовать своими сковородками, но не рассказывать ему, что видела его в своих снах. Кэди вдруг представила себе, как среагировала бы Джейн, позвони она ей сейчас и скажи, что встретила своего мужчину с лицом, полузакрытым черным платком. Джейн, без сомнения, заявила бы, что Кэди должна немедленно выйти за него замуж, потому что под внешними расчетливостью и властностью у нее скрывалась весьма романтическая натура.
— А я, конечно, знал о вас. На моего отца работал частный детектив, который дважды в год направлял ему отчеты с вашими фотографиями. Случайно мне удалось узнать код отцовского домашнего сейфа, и я привык открывать его и читать эти доклады.
Кэди не сомневалась, что должна прийти в ужас от подобного, но вместо этого ею овладело любопытство.
— И что же могло сообщаться обо мне в этих докладах? Я вела очень скучную, неинтересную жизнь.
Он долго молчал, и Кэди уже решила, что он не ответит, но Тарик вдруг остановился в тени большого дерева и отцепил от крючка на рюкзаке бутыль с водой. Кэди присела на большой камень и смотрела на него снизу вверх. Сначала Тарик передал бутылку ей: казалось совершенно естественным, что он собирался пить только после нее.
— Я никогда не терял интерес к вашей жизни, — тихо сказал он, разглядывая деревья, словно ему было трудно смотреть на нее. — Не сомневаюсь, Фаулер рассказал вам обо мне все, что смог. Он невзлюбил меня с тех пор, как я отобрал у него право вести большинство моих дел.
— Нет, он рассказал мне не так уж много, — сказала Кэди. Над ними нависали три мощные ветви большого дерева. В лесу стояла полнейшая тишина.
— Меня очень ограничивали в товарищеских привязанностях, когда я был ребенком.
К тому же вечно существовала угроза похищения, так что в дружбе я вынужден был обходиться малым. — Сделав паузу, он посмотрел на нее сверху вниз. — Мне становилось гораздо легче, когда я думал, что кто-то на этой земле вынужден так работать, чтобы жить.
Кэди улыбкой попыталась развеять его мрачное настроение, из-за которого у его губ даже залегли белые складки горечи.
— Я считала, что такой богатый ребенок, как вы, получал любую игрушку и любое развлечение, которое только мог себе представить. Если вам были нужны товарищи для игр, разве отец не мог купить вам кого-нибудь?
Тарик усмехнулся.
— Мой отец считал, что каждый вложенный цент должен приносить деньги. Он купил мне лошадь и ждал, что я уставлю все стены кубками и призами со скачек. Военные искусства для него — еще один способ убедиться в том, что я чего-то достиг.
— Ну и как? Вы добивались превосходных успехов во всем, за что брались?
На мгновение темные глаза Тарика затуманились от воспоминаний. Потом он снова посмотрел на нее и улыбнулся.
— Так и было, черт возьми! А вы разве нет? Если вы взялись готовить для матери и той семьи, в которой жили, разве не собирались вы стать самым лучшим поваром в мире?
— Правда. — Глаза Кэди расширились от удивления. — Но я никогда не думала об этом так. Я всегда считала, что научилась готовить из-за нужды. По необходимости. Людям необходима еда.
— Но людям нужны и деньги. Им нужны рабочие места, так что, когда отец создавал их, я понимал, что он делает доброе дело. Но иногда мне хотелось, чтобы он позволил мне в чем-то провалиться и продолжал бы меня любить по-прежнему.