Только "Полковник" Гусев вовсе не думал о последствиях рывка за ручку. Все время у него перед глазами была Ирмина, которая показывает исколотые иглами руки. Боже, что же нужно этим венграм? Чего они хотели достичь? Это если вообще примем, что ее рассказ был правдивым. Только девушка никак не походила на сумасшедшую, вопреки всему тому, что говорила. Не похожа она была и на агента венгерской разведки. А даже если и была… Венгры были "своими", это не враги. Им можно было помочь, какие бы планы они не связывали с аппаратурой Борковского. Господи! Запустить все те устройства? Гоооспооди… Нет. Никогда в жизни.
Ну а с другой стороны… В кошмарной тесноте кабины "Полковник" как-то справился с брюками и оружием, которое держал в руках. На самом деле он никогда полковником не был. Прозвище взялось оттуда, что как-то, еще студентом, во время военного положения, он как-то наступил декану на мозоль. Тот решил его наказать и вывесил в на доске огромное объявление: "Настоящим назначаю кол. Гусева ответственным за поддержание порядка в коридоре". К сожалению, уже через мгновение студенты сверху приклеили свое собственное объявление: "Сегодня доклад. Вся правда о том, как выглядит поддержание силой строя в Советско Союзе". Понятное дело, что какой-то активист оппозиционный плакат содрал, но сделал это неровно, так что появилась "комбинированная" надпись: "Настоящим назначаю кол. Гусева ответственным за поддержание силой строя в Советском Союзе", а под всем этим печать и роспись декана… Понятное дело, что, что сразу же сокращение "кол." ("kol."= коллега) было переделано в "Col. = colonel", и так вот он стал "Полковником". И если сопоставить с этим званием его фамилию, то для всех сразу становилось ясно, что он советский офицер, и напоминание ему об этом при всяком случае сделалось ритуалом. Иногда он задумывался над тем: а помнит ли кто из соучеников его настоящее имя.
Когда он возвратился в зал "25 метров", Дитрих стрелял из короткоствольного револьвера .38 Special, поднимая клубы пыли за мишенями.
- И как? – крикнул он. – Дошел до чего-нибудь в храме мышления?
- Да, - решил удивить его Гусев.
Из кобуры под мышкой он достал Кольт .45 и выстрелил, вызывая извержение гейзеров земли на опоясывающем валу.
- Господи! А это что такое? – подскочил к Гусеву Иван. – Это что такое?
- Кольт .45 А-Це-Пе.
- Так ведь на такой калибр у нас нет разрешения.
- Коллега из Варшавы купил мне "нелегала", - усмехнулся Гусев.
- Ну а патроны откуда?
- От продавца, - пояснил тот. – Если у тебя имеется разрешение на 9 миллиметро и на .38 Special, то продаст тебе и .45…
- Дай пострелять, - "Зепп" буквально вырвал оружие из рук "Полковника". – Ух тыыы…
- Аппаратуру я запущу, - сообщил Гусев.
Приятель не слушал его, устраивая бойню металлической двери бункера, что было еще более нелегальным, чем само оружие, из которого он это делал.
- Я запущу все те устройства, - повторил "Полковник". – И это не ради нее. Ради Борковского. И ради Ярека…
- Блиииин, вот же кайф! – кричал Дитрих. – Вот же дает!!! Глянь! – подсунул он под глаза друга обожженную нитроцеллюлозой ладонь. – Гляди как жжет!
Как и в прошлый раз, Ирмина сидела на краю письменного стола Борковского, показывая ноги в обтягивающих леггинсах. Ноги притягивали взгляды мужчин, словно магнит. Вечером в Институте не было никого, кроме охранника, застывшего в состоянии вечной спячки. Даже консьержки…
Но кто-то стучал в дверь.
- Да? – Дитрих открыл дверь.
Он увидел мужчину в пижаме и наброшенном на плечи халате. Институт был соединен старым немецким противовоздушным тоннелем с находившейся поблизости небольшой больницей, и все те, у кого имелись проблемы со сном, таскались здесь по ночам, пытаясь даром получить совет "настоящих специалистов".
- Снова вы, пан Вызго?
- Ну да, пан доктор. Ну, вы же знаете, все время мне снится одно и то же. Захожу в супермаркет, на рынок, да куда угодно, где имеется толпа. И… И в руках у меня ручной пулемет, а на спине – три цинка с лентами. И я начинаю стрелять. В людей! И там сотни трупов!...
- Примите чего-нибудь успокоительного и идите спать.