Резные фигуры на фасаде нынешнего костела Опеки св. Иосифа. Этот евангелический (после 1946 года – католический) костел появился на месте другого, фахверкового святилища, посвященного святой Урсуле и Одиннадцати Тысячам Дев, построенного в 1735 году возле давней больницы для прокаженных, и которое тогда исполняло функцию приюта для женщин.
Гусев начал протискиваться среди людей, одетых весьма странно, в какую-то свободную одежду; ни средневековье, ни Восток… Он не слышал слов церковной службы, потому что как раз все окружающие начали шептать какую-то молитву. Сам он никогда не был в этом костеле, так что не мог оценить, насколько сильно отличается она от версии, существующей в его время.
В конце концов, Гусев добрался до стены. Все-таки, определенные различия имелись – в его время никто не устраивал в стенах святилищ камер для искупления грехов. Давным-давно, если какое-нибудь семейство сильно нагрешило, оно могло замуровать свое дитя в стену костела в знак покаяния – и, похоже, так было и здесь. Полковник видел множество рук, высовывающихся из маленьких отверстий в стенах таких камер-келий, жестами показывающих, что они ужасно нуждаются в милостыне.
- Пришелец, - услышал он шепот, а в маленьком окошечке увидел худое лицо девушки. - Подай что-нибудь кающейся душе. Есть ли у тебя что-нибудь поесть?
Гусев осклабился. Ведь это всего лишь сон. Всего лишь сон.
- А может тебя освободить?
- А ты сумеешь? – на лице, прижавшемся к маленькому отверстию, неожиданно появилось выражение такой надежды, что Гусева буквально затрясло.
- Хочешь?
Дурацкий вопрос.
- Сможешь?
Вообще-то говоря, ему требовался проводник по этому миру, и малышка могла пригодиться. Гусев раздумывал лишь над тем, как это сделать. При наличии всех этих людей вокруг, замерших словно в каталептическом трансе, он предпочитал не испытывать устройств, какими его снабдила секция специальных сил пани президент Азии Мацейчук.
- Похоже, я могу все, - улыбнулся он девушке в камере. – Только не кричи.
Гусев растолкал стоявших ближе всего людей, образуя небольшой проход, отступил на несколько шагов, разогнался, а затем резко остановился, приседая под самой стеной.
В реальном мире Дитрих тут же его разбудил.
- Что произошло?
- Ничего. Усыпляй по-новой.
На грани сна и яви Гусев пересек стену камеры. Просто так, с разгона.
Девушка, приложив руки ко рту, визжала и пялилась на него.
- Говорил же тебе, не кричи!
В келье чудовищно воняло. Гусев не мог понять, как кто-то, руководствуясь милосердием, вообще был способен замуровать ближнего своего в такой каморке.
- Ладно. Выходим. – Теперь он уже не колебался, чтобы применить оснащение, которым его снарядили. По бессловесному приказанию из рукава выдвинулось нечто, что бесшумно разрезало внешнюю стену костела. Теперь достаточно было толкнуть, и посыпались кирпичи. Как в мультике…
- Пошли, - потянул он за собой шокированную девицу.
- Кто ты такой?
- "Полковник" Гусев, - пытался он пробиться из погруженной в трансе толпы. – А ты?
- Ирка.
Гусев вздрогнул. Ему показалось, будто бы девушка сказала: "Ирмина", а только мгновением позднее: "Ирка". "Вы называли девочек в честь своих завеваний", - сказала пани президент Азия Мацейчак. Или как-то так…
Ведь это всего лишь сон! "Полковник" пожал плечами.
- Ладно, детка. Ирка – это от Ирены?
- Нет, - тряхнула та отрицательно головой. – От Ирака.
Гусев рассмеялся. У сна, который ему снился, явно имелись собственные правила, причем, чертовски логичные, как для сна.
- О'Кей. А ты знаешь, где находится Стена Мечтаний?
- Так ведь ее уже нет. Разобрали.
- Ладно. А где фальшивое кладбище?
Девушка снова мотнула головой.
- Не знаю.
У Ирки наблюдалась гадкая кожная болезнь, что-то типа странных голубых линий, образующих нерегулярную сетку. Трудно удивляться – столько лет в камере без душа…