– А, будь все проклято! – вскричал он, скатился с кровати и распахнул покрытое льдом окно.
Зимний ветер хлестнул угревшееся в постели тело, вернув Река к настоящему и к долгому путешествию на юг. Он подошел к скамейке, где лежала приготовленная для него одежда, и быстро оделся. Белую шерстяную рубашку и синие тугие штаны подарила ему славная Дори; камзол с шитым золотом воротником напоминал о днях былой роскоши в Вагрии; овчинный полушубок с золотыми завязками дал Хореб, а длинные, до бедер, сапоги из оленьей кожи достались Реку от некоего усталого путника в захолустной гостинице. «И удивился же тот, должно быть», – подумал Рек, вспоминая, как всего месяц назад прокрался со смесью страха и возбуждения в комнату к проезжему. У платяного шкафа стояло высокое, в полный рост, бронзовое зеркало, и Рек окинул долгим взглядом свое отражение. На него смотрел высокий мужчина с каштановыми волосами до плеч и холеными усами, очень представительный в своих краденых сапогах. Рек натянул через голову перевязь и вдел в нее меч в черных с серебром ножнах.
– Герой, да и только, – сказал он с кривой усмешкой своему отражению. – Хоть картину пиши.
Он вынул меч и сделал выпад, косясь на зеркало. Запястье не утратило гибкости, и хватка оставалась твердой.
– Фехтуешь ты недурно, – сказал он себе, – этого у тебя не отнять.
Он взял с подоконника серебряный обруч – свой талисман, похищенный некогда в лентрийском борделе, – и надел себе на лоб, откинув за уши темные волосы.
– Может, на самом деле ты не так уж хорош, – сказал он отражению, – но, клянусь всеми богами Миссаэля, по виду этого никто не скажет! – Человек в зеркале улыбнулся ему глазами. – Не смейся надо мной, Регнак Скиталец. – Он перебросил плащ через руку и спустился в зал, окинув взглядом ранних посетителей. Хореб окликнул его из-за стойки.
– Ну вот, Рек, совсем другое дело! – Трактирщик в насмешливом восхищении откинулся назад. – Ты точно вышел прямиком из поэмы Сербара. Выпьешь?
– Нет. Погожу еще малость – лет так десять. Вчерашнее пойло до сих пор бродит у меня в утробе. Собрал ты мне отравы в дорогу?
– Ага. Червивые сухари, заплесневелый сыр и ветчина двухлетней давности. А еще фляжка самого худшего…
Разговоры смолкли – в таверну вошел провидец. Полы выцветшей синей одежды хлопали вокруг костлявых ног, и посох постукивал по полу. Рек с отвращением отвел взгляд от его пустых глазниц.
Старик протянул руку, на которой недоставало среднего пальца.
– Посеребри ладонь – узнаешь будущее, – прошелестел он, словно ветер в голых ветвях.
– И зачем они это делают? – шепнул Хореб.
– Ты про глаза? – спросил Рек.
– Ну да. Как может человек сам себе выколоть глаза?
– Будь я проклят, если знаю. Они говорят, будто это помогает им прорицать.
– Все равно что урезать себе некий орган, чтобы лучше любить женщин.
– В этом что-то есть, дружище Хореб.
Старец, привлеченный звуком их голосов, приблизился к ним с протянутой рукой.
– Посеребрите ладонь, – пропел он.
Рек отвернулся.
– Ну же, Рек, – подзадорил Хореб. – Послушай, что сулит тебе дорога. Вреда не будет.
– Ты заплати, а я послушаю.
Хореб полез в карман своего кожаного передника и опустил в ладонь старца мелкую серебряную монету.
– Скажи, что ждет моего друга. Свое будущее я знаю и так.
Старец присел на корточки, достал из своей потрепанной сумы горсть песка и рассыпал вокруг себя на полу. Потом вынул шесть костяшек с вырезанными на них рунами.
– Это ведь человеческие кости, да? – прошептал Хореб.
– Так говорят, – ответил Рек.
Старик в полной тишине завел песнь на древнем языке, бросил кости на песок и провел пальцами по рунам.
– Вижу правду, – сказал он наконец.
– К чему мне правда, старик? Расскажи лучше красивую сказку с прекрасными девами.
– Вижу правду, – повторил провидец, будто не слыша его.
– Ладно, ко всем чертям! Говори свою правду.
– Хочешь ли ты услышать ее, человече?
– Брось свои церемонии – говори и ступай своей дорогой!
– Полегче, Рек, – так уж у них заведено, – сказал Хореб.
– Возможно – но что-то больно долго он примеривается испортить мне день. Ничего хорошего от них все равно не услышишь. Сейчас он скажет, что меня заберет чума.
– Он хочет правды, – согласно обряду произнес Хореб, – и поступит с нею мудро и правильно.
– Не хочет он ее, и мудрости от него ждать не приходится, – сказал провидец. – Но судьбу свою он знать должен. Ты не хочешь слышать, как умрешь, Регнак Скиталец, сын Аргаса, и я не скажу тебе об этом. Нрав у тебя переменчивый, и отвага посещает тебя лишь временами. Ты вор и мечтатель, твоя судьба будет долго гнаться за тобой. Ты будешь бежать от нее, но прибежишь обратно к ней. Но ты уже знаешь об этом, Длинноногий, – ночью ты видел это во сне.