Легенда

44

сто он натолкнул меня на эти мысли, и я с удивлением

как бы остановился и посмотрел вокруг другими гла-

зами…

Текла обычная жизнь улиц, но мне все казалось

новым, особым. Я хотел понять этот незнакомый город

и его людей. Вот они живут далеко в Сибири… Чем

они живут? Куда они идут? У всех заботы или просто

гуляют? Мороженое на углах; толкучка у киоска с

водой; рыбьи хвосты шевелятся в кошелке у старуш-

ки — странные рыбы. Я вспоминаю, что видел такие

на рисунках. Стерлядь! По мостовой едет не спеша

извозчик — самый настоящий, живой. Неплохой книж-

ный магазин — заперт еще на замок; а на витрине

«Мартин Иден»; в Москве его не достанешь… Носятся

пыльные, обшарпанные такси — «Победы»; надписей

«Переход» нет, переходи себе где вздумается.

Дома — самые разные, каждый живой и со своим

характером. Нет плоских монументальных фасадных

рядов. Дома, вероятно, строились в разные времена, в

разных стилях, промежутки между ними заполняли

павильончики, плющ, а в общем вышло что-то очень

теплое и уютное. Каждая улица — как книжная полка

в библиотеке. Там стоят новенькие, пахнущие краской,

с хрустящими страницами тома — и рядом какая-ни-

будь брошюрка, какой-нибудь заслуженный, подклеен-

ный, доживающий свой век «Монте-Кристо».

Были новые громадные жилые дома, был старин-

ный театр и величественное, с колоннадой Управление

Восточно-Сибирской железной дороги. А стоило

свернуть вбок — и уже теснились деревянные срубы из

могучих бревен, темно-коричневые домики с белыми

ставнями, с воротами из тех же могучих бревен и таб-

личками «Во дворе злые собаки». Мне казалось, что я

попадаю в мир пьес Островского. И вдруг тут же, рядом,

оказывается современный, шумный, заасфальтирован-

45

ный двор с детской площадкой, волейболом — совсем

как в Москве. Только перед свежим, новым зданием,

заваленный известковыми бочками и лесами, еще тор-

чал приземистый купеческий лабаз с ржавыми гоф-

рированными шторами, старинным замком и совре-

менной вывеской «Универмаг».

Чудилось, что дома борются. Старые и маленькие,

почерневшие, со злыми собаками, хотели сидеть тихо

в своих мирных углах; они выращивали капусту и вы-

возили ее на базар. Но приходили новые, веселые; они

становились там, где им хотелось,— молодые, уверен-

ные, не всегда и замечающие, как по-волчьи зло то-

порщит современный лабаз свои кривые железные

шторы, как деревянные срубы толпой торопятся прочь,

в кусты, под листья, гневно сверкают заплывшими

крохотными оконцами: их покой нарушили, какой

ужас! Караул!

ГЕНИАЛЬНЫЙ ЧИСТИЛЬЩИК

Так бродя, я наткнулся на чистильщика. Он распо-

ложился у каменной ограды в уютном, затененном

местечке. Вдоль ограды молча, неподвижно сидели

несколько толстых, ленивых мужчин и рассматривали

прохожих, изредка тихо переговариваясь. Мои ботин-

ки запылились и вытерлись чуть не добела. Я нереши-

тельно остановился.

Чистильщик молча, жестом фокусника метнул мне

табуретку.

Я сел, и толстяки принялись осматривать меня с

головы до ног.

Не знаю, где, у кого он учился, но такого виртуоза,

такого чудо-чистильщика я еще не видывал. Руки у

него мелькали быстро-быстро, будто растворились в

воздухе, только слышалось жужжание щеток; так

46

жужжит вентилятор. У чистильщика мелькали кисточ-

ки, коробки, черные шарики, камушки, тряпочки.

Щетки у него были пяти или шести сортов. Он под-

брасывал щетку правой рукой, брал коробочку, а в это

время ловил щетку левой рукой, посылал ее под коле-

но, а в воздух уже летела бархотка…

Я просто онемел, а толстяки смотрели придирчиво,

с видом знатоков и ценителей. Я понял, что это чи-

стильщик-талант, чистильщик-знаменитость и возле не-

го, как артиста, собираются любители и болельщики.

Изредка кто-нибудь взволнованно вздыхал и подзадо-

ривал :

— Серега, а ну, махни!

Под шквалом щеток я был жертвой, подопытным,

ассистентом фокусника. Время от времени Серега не-

понятным способом извлекал из своего ящика длинную

трещотку-руладу: «Трр-р-ра, трр-то!» И это означало:

переменить ногу.

Чистка длилась невыносимо долго; я вспотел и за-

был обо всем на свете. Мои старые, истрепанные бо-

тинки засияли, как зеркало; исчезли трещины, мор-

щины; в ботинки смотрелось солнце, и по ним пробе-

гали тучи.

Наконец раздалась протяжная, особенно замысло-

ватая рулада, и Серега выпрямился с каменным ли-

цом. Я чувствовал себя, как после бури.

— Сколько?

Серега молчал. Стояло взволнованное напряжение.

— Р-рубль,— сказал один толстяк.

— Два,— прошептал другой.

Я дал три.

Я пошел, кося глазами на ботинки, и мне вдруг

стало радостно. Почему, не понимаю, но словно бы кто-

то пожал локоть и шепнул: «Не беспокойся, все хо-

рошо!»

47

Словно разрешился еще один какой-то очень важ-

ный вопрос, который давно меня мучил, давил. Что за

вопрос?

Ничего ведь не произошло. Просто я направился на

Иркутскую ГЭС в начищенных ботинках. Иногда я

вспоминал молчаливого блестящего мастера Серегу,

улыбался и только крутил головой…

БАЙКАЛЬСКИЙ ОМУЛЬ С ДУШКОМ

— Ну, а если я тебе по соплям? — спросил он со

спокойной яростью.

Я тоже возненавидел его, но взглянул и просто по-

нял, что если он меня стукнет, то от меня ничего не

останется: из-под голубой тенниски торчали не руки,

а сплошные узлы мускулов.

Он был смуглый, железный, стриженный под

ершик, похожий на боксера. Толпа на поворотах вали-

лась на меня, я валился на него, а он спокойно

сдерживал всех, только узлы на руках слегка наду-

вались.

— Что я сделаю? Меня толкают.

— А по соплям? — повторил он свой вопрос, гля-

дя в упор и двигая желваками.

Автобус на Иркутскую ГЭС — это целая эпопея.

Ободранный, с поломанными дверцами, с заколочен-

ными фанерой окнами, набитый больше чем до отказа,

он летел, словно с горы катилась бочка с сельдями,

прыгал, грохотал, пылил. Ничего не рассмотришь, пот

заливает глаза… Мимо остановок автобус пролетал на

сто метров, высаживал одного — двух пассажиров, и,

пока передние из ожидавших добегали до задней две-

ри, это чудо транспорта рявкало, радостно обдавало их

дымом и оставляло всласть ругаться и плеваться в

тучах пыли.

48

— Оплачивайте! На переезде есть на выход?..

Нет?.. Водитель, не открывай дверь!

После очередного навала, когда меня прижали к

моему врагу в голубой тенниске так, что я чуть не рас-

плющил нос о его каменную грудь, сосед зашипел и

осторожно двинул ногой. И только тут я с ужасом по-

нял, что уже четверть часа стою каблуком на его

пальцах.

— Простите… извините, я же не знал!

Вместо ответа он поднес к моему носу огромный

кулачище, пахнущий железом, и тут же повернулся к

другому соседу:

— Ну что, не подходит? Наивный, вытащил наря-