довали, когда он вытащил бумажник и показал свои
удостоверения и права! Вот кто всюду нужен и всюду
найдет себе место!
Но по какой-то иронии судьбы поездка в Сибирь
беспокоит Диму Стрепетова более, чем всех нас. Он в
поезде мечется, не находит себе места. Я не понимаю
его, но подозреваю что-то неладное: видно, что-то му-
чит его. Он подолгу стоит у окна и смотрит на мель-
20
кающие километровые столбы. Тоскует. Может, просто
потому, что тесно ему тут, негде развернуться, а нужно
ехать и ехать в душной клетке? Может, потому, что он
возвращается на родину?
Димка Стрепетов больше, чем другие, заботится о
Ваське, и тот привязался к нему всем сердцем. Когда
Дмитрий задумается, глядя в окно, Васек тоже рядыш-
ком смотрит.
— Дим… А в Сибири черемуха растет?
— А куда ж она делась?
— Я люблю черемуху…
И как-то само собой вышло, что, когда Дмитрий
что-то предлагал, все соглашались; когда приказывал,
слушались. Даже обстоятельный и независимый Иван
Бугай молча и согласно признал его власть. А для
Димки это не была власть, он просто руководил, как
руководит старший брат.
Отъезжая от Москвы, мы, самостоятельные мужчи-
ны, все сразу закурили, даже Васек, и стало ясно, что
он до сих пор ни разу не курил. Из нашего отделения
повалил дым столбом. Проводник дядя Костя пришел,
уперся руками в бока и с минуту разглядывал нас с
любопытством. Мы молча сидели и курили.
— Вот что, генералы,— сказал он, обращаясь
к одному только Димке Стрепетову.— Чтоб я боль-
ше этого не видел! Назначаю тебя начальником
купе.
— Есть! — улыбаясь, сказал Димка.
Когда проводник ушел, он погасил окурок о каблук.
— Кончаем, братва. Будем ходить в тамбур. В са-
мом деле: тут женщины, дети… А ты, Васек, мал еще,
нечего переводить папиросы!
С тех пор мы ни разу не курили в вагоне.
Любопытно смотреть, как Дима и Васек играют в
шахматы. Васек сообразительный — цоп, цоп! — и об-
21
ставил, быстро и ловко. А Дмитрий подолгу размыш-
ляет над простейшими ходами, глубокомысленно мор-
щит лоб и задевает фигуры корявыми пальцами. Ры-
чаги, баранка, рельсы — это да, это по нему, а хрупкие
точеные фигурки и тонкая игра не даются. Он про-
играл много раз, но не сдается и снова садится. Васек
доволен чрезвычайно! Не везет Дмитрию и в картах.
Лучшего партнера для Лешки не отыскать в целом
мире: Димка безгранично верит всему и думает толь-
ко над своими комбинациями, никогда не проверяя,
козырем или не козырем бьет его туза Лешка.
Так мы едем, шестеро разных людей, в одном на-
правлении. И мы очень сдружились, и нам хорошо. Мы
дружно впятером (без Григория) ходим в ресторан, бе-
рем самый дешевый суп, а на второе чай и сидим доль-
ше всех. Проходя через мягкий вагон, мы независимо
грохаем дверью и стучим ногами. На стоянках дольше
всех торгуемся с бабами, берем ягоды и семечки на про-
бу горстями, дружно прыгаем в вагон, когда поезд уже
набирает ход; а дядя Костя называет наше купе своей
гвардией.
Мелькают будки, разъезды, выложенные камнями
звезды у верстовых столбов, лозунги, висящие прямо
на березах, и сотни путевых обходчиков протягивают
нам вслед желтые флажки. Едем…
ЭТО БЕДА ИЛИ СЧАСТЬЕ?
Я очнулся оттого, что кто-то меня тормошил:
— Толь, Толь, слышь, проснись!
Передо мной качалась круглая, лоснящаяся физио-
номия Лешки.
— Чего ты?
22
— Деньги у тебя есть?
— А что?
— Не держи в брюках. Тут один крутится, подби-
рается к тебе. Я его давно приметил. Хочешь, пересчи-
тай деньги и дай мне. У меня не возьмет.
— Да ну!.. Зачем?
— Не веришь? Ну, как хочешь… Тогда спрячь под
майку… Вот так. Спи. Я наблюдаю.
— Слушай, Лешка, а это не он срезал часы у
Ивана?
— Нет.
— Нет?
— Нет, не он. Другой. Я знаю, но не могу ска-
зать. Спи.
Он нырнул вниз и шлепнулся мешком на свою пол-
ку. Я попытался заснуть, но уже не спалось: было
душно.
Вагон сильно качало; лампочка под потолком горе-
ла в четверть силы; стоял дурной запах от портянок
и ног; эти разнокалиберные ноги торчат с каждой
полки, босые, в дырявых носках, из которых вы-
лезают пальцы; на одной полке две пары ног: одни
большие, мужские, а другие — женские, в чулках.
На узлах вповалку спят бабы, детишки. Душно
и мутно.
Я слез с полки и пошел в тамбур. Распахнул
дверь — и голова закружилась. Грохотали колеса, нес-
лись мимо стремительные неясные тени. Шел дождь, и
поручни были мокрые; залетали крупные капли; вдруг
вспыхнула близко молния и осветила застывшие на
миг столбы, валуны, полегшие травы и низкие лохма-
тые тучи. Воздух был неправдоподобно свежий, пах
сосновой смолой, озоном.
Вагон трясло, болтало, поезд несся на сумасшедшей
скорости. Я выглянул вперед и чуть не задохнулся от
23
ветра. Только заметил изогнувшийся на повороте длин-
ный наш состав с электровозом впереди. Мы почти все
время идем на электровозах. Там, в Европе, еще пых-
тят паровозы, а здесь красивые, бездымные и мощные
машины. Мы часто здесь видим реактивные самолеты
и линии электропередач.
Не пойму, когда это случилось, не пойму, когда она
пришла, но только сегодня Сибирь уже есть.
Бесконечная страна… Можно учить в школе цифры
ее границ, мерить по карте тысячи километров от Ка-
лининграда до Берингова пролива, но, наверно, пока
сам не проедешь вот так, не поймешь, не почувствуешь,
какая она громадная. Мы с бешеной скоростью едем, и
едем, и едем. Поезд уже стал домом родным, уже руки
24
и ноги затекли, и, выходя
на остановках, пошатыва-
ешься. Поля, леса, болотца,
равнины… И еще нет поло-
вины пути до Тихого океа-
на. Станции здесь далеко
друг от дружки, а всё тя-
нутся равнины или обык-
новенные леса. Это такие
же края, как и всюду,
только шире, редко засе-
ленные, почти нетронутые.
Я смотрю в темноту, и
глазу все еще непривыч-
но: ни огонька, ни зарева. Лежит громадная, невообра-
зимая земля, дышит, цветет, кишит зверем и птицей,
блестит залежами и озерами — и ждет. Ждет людей.
Может быть, мы правы, что едем в Сибирь? Может, это
не беда моя, а счастье?
Я не знаю ничего, только мне не по себе. Сегодня я
впервые почувствовал Сибирь.
ОГНИ БОЛЬШОГО ГОРОДА
Сначала вдали посветлело небо. Потом мигнула яр-
кая точка. И вдруг неожиданные, сказочные посыпа-
лись огни. Поезд стучал, несся, а они всё сыпались и
сыпались вокруг, уже вся земля была залита ими. Вы-
шел, зевая, дядя Костя и взялся протирать поручни;
зажег фонарь и высунулся в дверь.
Тогда пришел Димка Стрепетов. Он был взъерошен-
ный и необычный. Он волновался. Мы подъезжали к
Новосибирску.
— Пойдешь со мной в город? — спросил он.— Ты