К удивлению, в вагоне-ресторане было тихо. В углу
сидели за столиком улыбающийся, лоснящийся Лешка,
мои замечательные Димка Стрепетов и Иван Бугай и
вместе… выпивали.
Напротив них, на краешке стула, настороженно си-
дел тип в расстегнутой рубахе и с устрашающей татуи-
ровкой на руках: могила, крест, пистолет, якорь и
надпись: «Не забуду мать родную». Между ними про-
исходил следующий разговор:
— Ты, подлюга, свистнул часы?
— Нет, не я.
— Врешь!
— Не я, говорю тебе!
— А ты жулик?
— Жулик.
— Зачем?
— Допустим, мне так интересно. А что из этого?
— Тогда рассказывай нам свою жизнь!
— На сухую не идет. Ставьте пятьсот — расскажу.
Стали торговаться, дошли до ста пятидесяти. Сло-
жились по три рубля и заказали собеседнику водки да
заодно и себе пива. Меня схватили в восемь рук и так
любезно усаживали, что повалили на стол. Я их звал,
тащил и едва вырвался сам.
С тяжелым сердцем я вернулся к спящему Ваську,
а ребята остались слушать жуликову жизнь. Возврати-
лись они поздно, когда закрыли ресторан и выпрово-
дили их. Относительно трезвым был Бугай.
— Ну, так что вам рассказал товарищ?
— А, Толька, не язви. Дрянь, ух, дрянь какая!
— Чего же вы сидели?
— Надо было Васьковы деньги выудить.
— Выудили?
31
— Да.
— Где же они?
— Пропили.
Он бухнулся на свой кожух и долго не спал, лежал,
уставясь в потолок, и думал о чем-то длинном и тягу-
чем, как наша дорога.
А поезд все стучит и несется, несется на восток.
И теперь уже по сторонам расстилается тайга.
Опять торчат с полок разнокалиберные ноги. Теперь
разница с Москвой во времени уже пять часов.
Сейчас в Большом театре начинается спектакль; бур-
лит, ловит билетики толпа у «Центрального». И нет
мне туда возврата, и нет возврата Димке в Новосибирск
или на станцию Тайга…
Я не сказал, куда мы едем. Мы едем на Братскую
ГЭС.
ЧТО СЛАЩЕ: ХРЕН ИЛИ РЕДЬКА?
Утром ребята сложились по десятке, по две и засу-
нули Ваську в пиджачок, пока он спал. Но после вче-
рашнего у Васька болит голова; встал он скучный, рас-
трепанный, приуныл. Дима Стрепетов снова ушел в
тамбур и стоит там уже целый час у открытой двери.
Бугай, злой, неспокойный, достал «Физику», третью
часть, вертит мощным затылком и заставляет себя чи-
тать. Один пузырь Лешка улыбается как ни в чем не
бывало, валяется брюхом кверху и напевает песню, ко-
торая нигде не записана,— песню другого мира. Мне
нечего делать, я лежу на своей третьей полке и не спе-
ша записываю за ним слова:
…Я родился на Волге в семье рыбака.
От семьи той следа не осталось.
Хотя мать беспредельно любила меня,
А судьба мне ни к черту досталась.
32
Невзлюбил я в те поры хозяйство водить,
Ни косить, ни пахать, ни портняжить,
А с веселой братвой, по прозванью шпаной,
Научился по миру бродяжить.
Полюбили мы крепко друг друга тогда,
Хоть впервые встречались несмело.
А в одну из ночей пригласили меня
На одно на опасное дело.
Ох, и ночка была, хоть ты выколи глаз!
Вору риск по плечу, как обычай.
Поработали там, ну, не больше как час,
И, как волки, вернулись с добычей.
Пела скрипка привольный дунайский напев,
И баян с переборами лился…
— Мешочек! Мешочек! Мешочек!
Мы все вздрогнули от истерического крика. Гриш-
ка, растерянный, бледный, пританцовывал на своей
полке.
Потом он вдруг кубарем свалился оттуда и вцепил-
ся Лешке в горло:
— Га-ад, ворюга, отдай! Отдай, говорю! Отдай
деньги!
В нашем купе поднялся шум. Любопытные уже за-
глядывали из прохода. Пропал Гришкин мешочек с
деньгами!
— Я тебя зарежу, я тебя зарежу! Отдай…
— Да пош-шел ты! — сказал Лешка, гордо оттал-
кивая его.— Сдался ты мне, гнида!
— Отдай, говорю, отдай. Проводника позову! Ты
выследил, ты знал!
Мы с Иваном растащили их по углам и принялись
за разбор дела. Утром мешочек еще был на месте.
В нем, как утверждает Григорий, полторы тысячи де-
нег. На него невозможно смотреть: трясется, плачет,
расстегивает штаны, показывает обрывок веревочки.
Лешка удивлен и морщится.
3 Продолжение легенды 33
— Да стал бы я руки пачкать о тебя! Кулак ты, су-
рок ты, хорь вонючий! Ну и ищи свою торбу!
— Ворюга! Каторжник. А-а-а…
Минут пятнадцать идет обмен «любезностями».
Гришка ревет и выкрикивает их захлебываясь. Лешка
презирает его и посмеивается. Иван Бугай принялся
искать мешочек. Обшарили Гришкину полку, перево-
рошили все его узелки, обыскали другие полки. Мешо-
чек нашелся за трубой под столиком. Очевидно, он но-
чью оторвался, а когда Григорий сел к столу завтра-
кать, выскользнул и завалился.
Гришка, дрожа, схватил его, полез к себе и мгновен-
но затих. Лешка стал продолжать песню. Но я уже не
записывал слов, я был взволнован и думал: почему
они такие, Гришка и Лешка, и откуда они взялись?
И кто из них лучше?
А превратись я в Гришку, я бы повесился, честное
слово! Что же это такое? Сколько еще поколений нуж-
но, чтобы кулак в человеке умер?
А Лешка? А тот тип, которому «так интересно»
быть жуликом? У них свой мир, своя мораль, свой
фольклор и презрение к тем, кто на них не похож…
Да, Лешка, конечно, презирает Григория, но разве
хрен редьки слаще?
МЫ БУДЕМ ПЕРЕБИРАТЬ ПРЯНИКИ
Тайшет! Тайшет!
Это слово у всех сейчас на языке. От станции Тай-
шет начинается новая железная дорога на Лену. Скоро
о ней услышит весь мир, но пока она известна не-
многим. Она через Лену пойдет на Якутск, через хреб-
ты и дикие земли на Чукотку, до самого Берингова про-
лива. По первому отрезку ее сейчас едут на Братск.
Об этой дороге я знал по карте, но у меня было еще
34
триста рублей, и я взял билет до Иркутска. Вместо пе-
ресадки в Тайшете я решил ехать старым путем — на
Иркутск и оттуда пароходом по Ангаре. Это так инте-
ресно!
Мои попутчики сходят в Тайшете, чтобы ждать
братского поезда, а я… еду дальше. Может, сойти с ни-
ми? Нет. Мы встретимся на Братской ГЭС через неде-
лю. Мы записываем фамилии друг друга, и больше ни-
чего. У них нет адресов и у меня нет.
С самого рассвета идет дождь. Здесь широта и раз-
мах во всем: дорога — так до одури, лес — так уж
без конца, дождь — так уж без просвета. Он льет и
льет, стекает по окнам ручьями; сырость и холод про-
никли даже в наш переполненный вагон.
Скоро Тайшет, вот-вот он покажется… Прошел
уполномоченный, который сопровождает партию вер-
бованных, велел приготовиться. Гришка канючит, что-
бы помогли ему нести вещи. Хлопцы заметно погруст-
нели, встревожены.
Васек. Эх, приедем, а там палатки стоят!
Дмитрий Стрепетов. Ничего, Васек, еще бу-
дем сами натягивать.
Иван Бугай. Говорил уполномоченный — бу-
дем на лесоразработках. Вот это дело!
Григорий. Ох, заставят нас бревна таскать!
Глаза на лоб!..
Дмитрий Стрепетов. Нет, будем пряники