перебирать. На кондитерской фабрике.
Вот уже показались домики, дымящие трубы.
— Тайшет! А завод какой!
— Ну, то, наверно, и есть наша кондитерская фаб-
рика. Подъем, хлопцы!
Мы пожимает друг другу руки. С Димкой Стрепе-
товым у меня прощание почему-то грустное. Что-то
осталось недосказанное…
35
С поезда сходило очень много людей. У всех пере-
селенческий вид: с детишками, с посудой, провизией.
Хлещет дождь, грязь непролазная, мокрые пути,
мокрые составы, путаница, станции не видно. Упол-
номоченный кричит, проверяет по списку, все ли
сошли.
Потом они взвалили на плечи сундуки, чемоданы,
узлы и пошли куда-то вдоль полотна, по лужам, пры-
гая через шпалы. И со всеми пошли строить Братскую
ГЭС беспокойный Дмитрий, обстоятельный Иван Бу-
гай, ленивый вор Лешка, жадюга Григорий и познаю-
щий жизнь Васек.
Только Дмитрий обернулся и помахал мне рукой.
А те, другие, уже были заняты иными заботами: спе-
шили ли спрятаться от дождя, дотащить ли благопо-
лучно Гришкино барахло, а может, они были просто
взволнованы и боялись.
ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ
Есть большой враг человека — страх. Страх перед
изменением в жизни. Человеку, просидевшему два-
дцать лет на одном месте, страшно двинуться куда-то,
переехать в соседний район или — господи упаси!— в
Сибирь.
Я понял это, испытав на себе. Я не сидел в родном
городе двадцать лет, я только десять лет учился в шко-
ле. И вдруг изменения в жизни! Как было страшно
ехать куда-то! Как это — уйти из дому, пойти меж чу-
жих людей, в чужие края? Что я буду делать? Как
проживу?
Наверно, я уезжал зажмурясь. В этом я признаюсь
только себе. Потому что у нас ведь не принято боять-
ся. Молодежь, едущая в Сибирь, выглядит очень бод-
36
ро, говорит на митингах разные хорошие слова. А я го-
ворю: страшно.
Теперь я почти не боюсь. Не бояться научил меня
Васек, который беззаботным воробышком — без денег,
без вещей — поехал вместе со всеми и не ломал себе
долго голову: а как я проживу, а вдруг будет плохо?
Не бояться меня научили Дмитрий Стрепетов и Иван
Бугай, которые, если будет трудно, поострят насчет
пряников и возьмутся натягивать палатку.
Теперь мне самому кажется странным тот перепу-
ганный и растерянный мальчик, который неделю назад
кричал: «Что делать? Что будет? На завод, в ма-
зут?» Мне кажется, что я повзрослел за несколько
дней.
И, если Витька провалится на экзаменах в вуз, я,
кажется, посоветую ему проехаться в Сибирь, в общем
вагоне на третьей полке. Багажа, Витька, не бери, ни-
чего тебе не надо, кроме смены белья да куска доброго
мыла. Я говорю это вполне серьезно, слышишь?
И не бойся!
ТРИ ЗВЕЗДОЧКИ
Много есть учебников на свете.
Мы изучаем горы, моря и полезные ископаемые.
Нам поведали, что сумма квадратов катетов равна
квадрату гипотенузы. Я знаю, как переменный ток
преобразуется в постоянный, и прочту в учебнике о
реакции «феррум плюс аш-два эс-о-четыре».
А вот где достать учебник жизни?
Наша преподавательница литературы Надежда Ва-
сильевна так хорошо рассказывала об идейной направ-
ленности романа «Евгений Онегин», о классовой борьбе
в повести Горького «Мать», в романе Шолохова «Под-
нятая целина», и все становилось очень ясным: в тех
условиях, в жизни тех времен все было понятно, четко
и в порядке разложено по полочкам.
Ну, а наши дни, сегодняшняя жизнь? Учителя за-
ботились уложиться в отведенные часы с Онегиным
и Печориным, и, по-видимому, в учебном плане не бы-
ло уделено специального времени для разговора о
жизни. Словно то, каким должен быть настоящий че-
38
ловек в наши дни,— это всем ясно, нечто само собой
разумеющееся! Но возьмите Сашку и Витьку — каж-
дый из них понимает это по-своему. Люди разошлись,
еще не закончив школу, хотя оба одинаково усердно
изучали и Онегина, и Печорина, и «Поднятую це-
лину».
Директор на выпускном вечере сказал: «Теперь
вы вступаете в жизнь. Будьте достойны звания совет-
ского человека, чтобы наша школа могла гордиться
вами!»
Мы, понятно, обещали быть достойными.
Наш комсорг с комитетом решал в основном вопро-
сы о членских взносах и лыжных соревнованиях. Было
одно за всю историю собрание «О моральном облике
советского человека», но провели его преказенно, про-
чли по шпаргалкам такие нудные доклады, что это по-
ходило скорее на повинность, и вряд ли кому-нибудь
захотелось задуматься о своем моральном облике. Я не
помню, о чем говорилось в докладах; кажется, разбира-
лись примеры из книг, вспоминали молодогвардейцев,
Павла Корчагина и Маресьева.
А вот Витькин отец, как-то будучи навеселе, гово-
рил с нами о жизни:
«Жизнь, молодые люди,— это дикий лес, в котором
кишат гады. Кто кому скорее перегрызет горло,
тот и прав. Красивые идеи только в книгах, они для
внешнего пользования».
Да, мы запоем читали «Как закалялась сталь» и
«Два капитана». Это книги о других временах. Живи
мы с Павлом Корчагиным, мы бы дрались с белыми.
Ух, как бы мы дрались! Живи мы с Олегом Кошевым,
мы бы били фашистов. Но сейчас? Кто же опровергнет
Витькиного отца? Мать говорила мне:
«Все мы, пока молодые, куда-то рвемся, ищем
правду, а потом привыкаем… Самое верное: найди се-
39
бе тихий уголочек и живи скромно, мирно. Бог с ними,
с чинами и деньгами».
Теперь она считает меня пропащим, день и ночь
плачет.
Мы загорелись целиной вместе со всеми (запахло
Корчагиным, запахло бурной жизнью!). Тогда Витькин
отец «по-жизненному мудро» растолковал нам, что це-
лина и всякие новостройки это пустые «разговорчики»
и нас, дурачков, туда заманивают. Витькин отец,
смеясь, нам говорил, что деловым людям наплевать на
Корчагина. Это-де мы читаем разные книжки, волну-
емся, а у них заботы о деньгах, о пальто, о квартире;
тот, мол, кто поумнее, ездит в собственном автомобиле.
И мы перестали думать о новых землях.
Наконец Витька явился в школу разодетый в ядо-
вито-зеленый костюм, в узких брюках, туфлях с пряж-
ками и на микропоре и заявил, что прожить без бед,
без нужды, весело — вот мудрость жизни, потому что
жизнь коротка, а молодость еще короче.
Комсорг сказал ему: «Эх ты, стиляга!» А Витька
возразил и доказал, что «стиль» — это удобно и хо-
рошо.
Еще Чехов говорил, что люди должны одеваться
красиво; узкие брюки не болтаются на ногах, как юб-