Последней каплей стало то, что её, ничтожество, дочку какой-то служанки отправили учиться не куда-нибудь, а в 'Роузтаун', место, где обучались представители элиты. Эдельвейс здесь не место - решил Оскар и принялся с удвоенным рвением доставать девушку. В ход шло все... Он, как будто невзначай опрокидывал девушке на платье еду в столовой, ставил подножки, а потом смеялся над её неуклюжестью. Бренда, сопровождавшая его всегда и везде, естественно, поддерживала его в этих начинаниях. Признаться, они были идеальной парой. Оба высокомерные, заносчивые, гордые.
Эдельвейс старалась избегать Оскара, отказывалась от еды, чтобы не ходить в столовую, из комнаты выходила, как можно реже. Только бы не попадаться на глаза своему вечному преследователю. А Оскар поставил перед собой цель - извести неугодную девчонку. Если он ставил перед собой цель, - обязательно её добивался. Вот и сейчас никакие меры предосторожности не могли заставить его отказаться от мысли претворить задуманное в жизнь.
Ему доставляло радость видеть слезы в глазах Эдельвейс.
Он откровенно грубил ей, отпускал в её сторону пошлые шуточки, намекая на происхождение, а иногда говорил, что её саму ждет подобная участь, потому что никто не захочет связывать свою судьбу с такой, как она. Грязнокровка...
Когда именно изменилось его отношение, Оскар точно не мог сказать, потому что и сам не заметил этого, столь резкого перехода от ненависти к любви. Мысль о том, что Эдельвейс ему не безразлична, стала откровением для него самого. Теперь его тактика поведения изменилась. Вместо того чтобы унижать девушку прилюдно, он начал избегать её. Бренда заметила перемены в настроении своего возлюбленного, но ничего не стала уточнять. Сама-то она, по-прежнему, продолжала издеваться над рыжеволосой выскочкой, решившей дерзнуть и проникнуть в высшее общество.
Оскар стал задумчивым. Никак не мог разобраться в своих чувствах. С одной стороны продолжал убеждать себя в том, что ненависть - единственное, что он может испытывать к этой девушке, с другой стороны... Его издевательства прекратились, но вот преследовать Эдельвейс он не перестал. Как ходил за ней хвостом, так и продолжил ходить, только теперь ловил себя на мысли, что любуется ею. Любовался походкой, жестами, улыбкой. Эдельвейс улыбалась редко, да и то, находясь наедине с самой собой. Она могла сидеть в беседке с книгой, читать, а потом отложить книгу в сторону и улыбнуться чему-то своему. Оскар иногда ловил себя на мысли, что хочет стать адресатом этих улыбок и тут же начинал обвинять себя в излишней сентиментальности.
Ничего поделать с собой он не мог. Его тянуло к девушке, и он не знал, как этому притяжению можно сопротивляться. И можно ли?
Он ходил тенью за Эдельвейс, наблюдал издалека за тем, как она ухаживает за цветами в саду, как скользит меж розовых кустов, что-то тихо напевая. Наблюдал за тем, как она кружится в осеннем саду среди опадающих листьев, вальсируя с воображаемым партнером по разноцветной листве, и весело смеется. Как играет с её волосами ветер... В какой-то момент Оскар окончательно убедился в том, что влюбился, и это открытие стало для него громом среди ясного неба. Он не мог смириться с тем, что выбор пал именно на Эдельвейс.
С самого детства его приучили к мысли, что женой его станет Бренда Уорен, и это Оскара полностью устраивало. Он не любил Бренду, но и отторжения она не вызывала. Скорее, их отношения можно было назвать ровными, без взлетов и падений. Достаточно было знать, что они - красивая пара, и родители согласны с их выбором. У обоих - блестящая репутация, достаточное количество средств, впереди - роскошная жизнь. Но...
Теперь все оказалось под угрозой срыва, потому что Оскара внезапно потянуло на экзотику. Он часами мог любоваться на девушку с 'огненной внешностью', но так и не решался признаться в своих чувствах, боясь быть осмеянным окружающими. Никто не смог бы понять его. Совсем недавно он только и делал, что оскорблял Эдельвейс, а сейчас вдруг воспылал к ней неземной любовью.
Их свел случай.
У Оскара была привычка по вечерам подниматься на самый верхний этаж 'Роузтауна' и оттуда наблюдать за тем, что происходит на территории сада и беседки. Он неторопливо поднимался по лестнице, когда услышал крик. Ошибки быть не могло. Кричала именно Эдельвейс. Отчаянно умоляла кого-то отпустить её, одуматься. Но ответа на эти мольбы не последовало.
Картина, которую Оскар увидел, стала спусковым крючком. В глазах потемнело, ничего не осталось кроме ненависти. Только желание уничтожить.
Он и сам иногда развлекался тем, что зажимал Эдельвейс в каком-нибудь темном углу и насмешливо предлагал ей стать его любовницей, постоянно намекая на то, что гордость её ничего не значит. Рано или поздно она повторит судьбу матери. Кто-нибудь воспользуется ею и бросит. Она не из тех женщин, ради которых совершают подвиги. Она из тех, кого бросают, не задумываясь. Эдельвейс всегда поджимала губы, словно вот-вот собиралась заплакать, но не рыдала. Подобные выпады она старалась игнорировать, хотя на душе оставался мерзкий осадок.
- Ну чего же ты стесняешься, мышка-малышка? Или ты у нас персональная вещь Оскара? Я не думаю, что он будет против. Он уже давно к тебе никакого внимания не проявляет. Это все заметили... Так что не сопротивляйся. Тебе же лучше будет. Обещаю, что буду очень нежным.
Альберт попытался поцеловать Эдельвейс и даже на время прижался губами к её губам, но в тот же момент вскрикнул и, размахнувшись, ударил девушку. Она посмотрела на него так, что Оскар невольно сглотнул. В глазах Эдельвейс плескался коктейль из злости и ненависти. Никогда прежде не видел он такого взгляд у этой девушки. Казалось, она вообще не способна на проявление эмоций.
- Стерва. Я всё равно не отступлюсь...
- Отпусти её, - произнес Оскар, подходя к ним.
В этой ситуации он старался вести себя точно так же, как и обычно. Никакой излишней эмоциональности, только отчужденность и уверенность в собственной неповторимости. То, что позволено ему, не позволено остальным. И, если он издевается над Эдельвейс, то только он и будет это делать в дальнейшем.
Сложив руки на груди, он свысока наблюдал за Альбертом, который руки убирать не торопился. По-прежнему, сжимал локоть Эдельвейс в своей ладони.
- С чего бы? - усмехнулся Альберт.
- Это приказ. Мои слова не обсуждаются, - произнес Оскар.
Альберт усмехнулся.
- Конечно. Так я тебя и послушал.
- Бунт на корабле? - усмехнулся Андерсон.
- А, если так?
- Что ж... - протянул Оскар.
Больше он ничего не сказал. Подошел к Альберту, улыбнулся, чуть приподняв уголок губ и, размахнувшись, нанес удар. Он оказался такой силы, что Альберт не устоял на ногах. Отлетел, как пушинка, и сразу же схватился за нос. По лицу его стекала кровь. Скорее всего, Оскар умудрился сломать своему, теперь уже бывшему другу, нос.
Эдельвейс, вместо того, чтобы сбежать, продолжала жаться к стенке и дрожать.
- Никогда не трогай то, что принадлежит мне, - прошипел Оскар.
Альберт, все еще держась за нос, отползал к стене, а Оскар неумолимо приближался к нему. Он в этот момент выглядел пугающе. Даже Эдельвейс, привыкшая к его выходкам, была напугана.
- Но ты же...
- Никогда, - повторил Андерсон. - Разве я непонятно объясняю?
- Понятно, - кивнул Альберт.
- Вот и отлично. А сейчас убирайся отсюда.
Оскар достал из кармана платок и швырнул его своему поверженному врагу.
- Утри сопли. Не позорься.
Альберт схватил кусок ткани, прижал его к носу. Поднялся на ноги и поспешил удалиться, время от времени оглядываясь назад. Будто боялся, что Оскар бросится его догонять.
Оскар и Эдельвейс остались один на один.
- Ты как? - спросил Андерсон без особого интереса в голосе.
- Спасибо, - пролепетала Эдельвейс. - Все хорошо.
- Точно?
- Да.
Он подошел ближе. Эдельвейс попыталась отодвинуться, но ничего не получилось. Оскар уперся обеими ладонями в стену, отрезая ей пути к отступлению.
- Посмотри на меня, - попросил тихо.