На самом деле, Оливер ничего подобного не говорил. Эти слова целиком и полностью отражали игры подсознания Стеллы, навязанные ей извне. Она подобно тезкам попадала в прошлое, независимо от своих желаний. События закручивались с потрясающей скоростью, и виной тому была совокупность факторов.
Стеллу не оставляло ощущение, что этих двоих она знала раньше, но сколько не пыталась вспомнить, так ничего и не получилось. Услышав слова Оливера о помолвке, девушка почувствовала себя ужасно, словно на нее ведро ледяной воды выплеснули. В памяти вновь возник эпизод, схожий с данной ситуацией. Там девушка, удивительным образом похожая на Стеллу, хватала за руки Оливера и кричала, что он не смеет так с ней поступать. Она любит его, и он тоже её любит, просто запутался в себе... А он насмешливо цедил сквозь зубы резкие фразы, услышав которые, хотелось рыдать.
Присмотревшись внимательнее, Стелла поняла, что внешне она с этой девушкой немного различается. У той, кто называл себя настоящей возлюбленной Оливера, были длинные, черные волосы. Черные, как смоль, густые. Стелла поймала себя на мысли, что завидует той девушке. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что, в целом, она выглядит намного утонченнее самой Стеллы, в ней чувствовался аристократизм, порода.
Неоднократно перед глазами девушки возникали картины, главными участницами которых становилась она сама и рыжеволосая ведьма. В тех видениях Оливия никогда не сопротивлялась, лишь уворачивалась от пощечин, старательно закрывала лицо руками и постоянно плакала. А потом прилетал разъяренный Оливер, тряс Стеллу за плечи, кричал на неё, а однажды не сдержался и тоже ответил ударом на удар. Она изумленно открыла рот, не имея возможности ничего сказать в ответ. В голове билась одна-единственная мысль: он её ударил. Он поднял на неё руку, невзирая на то, что она - представительница благородной семьи, а не какая-то посторонняя девчонка, пригретая из жалости.
- Я уничтожу тебя, если ты к ней хоть пальцем прикоснешься, - шипел Оливер. - Уничтожу. И даже не вспомню о том, что раньше мы с тобой были друзьями.
- Мы не были друзьями! - кричала она так, будто вот-вот сорвет голос.
- Разве? - он вскидывал бровь и смотрел на нее насмешливо.
- Ты сам прекрасно знаешь, что это не так. Мы не друзья. Никогда ими не были и не будем. Хотя бы потому, что я люблю тебя. Люблю больше жизни! Ты для меня всё... Ты же знаешь, - она лихорадочно хватала его за руки, старалась как можно дольше удержать его внимание на себе.
Но понимала, что своим поведением вызывает не желание остаться, а исключительно жалость. Самое последнее чувство, которое она хотела бы вызвать у Оливера.
Несколько минут он без особого интереса наблюдал за этим спектаклем, а потом вырвал свою ладонь из её дрожащих рук, скривился презрительно, словно увидел перед собой не элегантно одетую молодую леди, а мерзкого таракана.
- Ты жалкая, - произнес. - Я тебя презираю.
- Не бросай меня, пожалуйста, - продолжала шептать, как заклинание.
Но он оставался глух к её мольбам.
- У нас все может наладиться. Я же знаю, что скоро она тебе надоест. Ты уйдешь от нее, вернешься ко мне. Ты не сможешь жить с этой тенью.
- Не вернусь.
- Зря ты так думаешь. Я знаю тебя лучше, чем ты сам себя знаешь. Такие отношения не для тебя. Ты же хочешь видеть рядом леди, способную стать не только идеальной матерью, которая день и ночь печется о своих детишках и домашнем очаге. Тебе нужна та, кто будет с тобой на равных, а не та, кто во всем подчинится тебе...
- Любовь - странное чувство. Она меняет людей, их восприятие мира, предпочтения, привычки. Сейчас моя жена должна отвечать всего одному запросу.
- И что это за запрос?
- Я должен любить её. Такое простое условие, но почему-то никто ему не соответствовал. Даже ты. Я люблю Эдельвейс. И я женюсь на ней.
Стелла широко распахнула глаза.
- Женишься? Но как же так...
- Обыкновенно. Сегодня вечером я объявляю о помолвке с Эдельвейс. Приходи на бал, сама все увидишь.
- Скажи, что это шутка, - хрипло произнесла девушка.
- Я обручусь с Эдельвейс, - повторил Оливер уверенным тоном.
Развернувшись, он вышел из зала, оставив Стеллу в одиночестве.
Эта картинка и сейчас возникла перед глазами девушки. Она помотала головой, стараясь избавиться от наваждения, и первой, кого увидела рядом, была Оливия.
Гэйдж подошла ближе, присела на корточки и произнесла:
- Это всё, что ты хотела сказать мне? Если да, то я ухожу.
- Ты не должна получить его, - прошипела Стелла, сжимая руки в кулаки. - Не должна!
- Кого? Оливера?
- Да!
- А кто должен? Ты? Открою тебе тайну. Одну маленькую тайну. Андерсон - взрослый, здравомыслящий человек. И сам вправе решать, что ему нужно от жизни. На всякий случай, хочу заметить: я на него не претендую. Он тебе нравится? Забирай! Соперничать не стану. Мне и без того есть, чем заняться.
Гэйдж перебросила полотенце через плечо, вышла из-под лестницы и зашагала обратно, к душевым. После разговора со Стеллой стало не по себе. Потребность вымыться возросла в разы.
* * *
Оливер стоял, прислонившись спиной к стене. Струи воды били по коже, смывая всю грязь с тела, но не имели возможности проникнуть в мысли Андерсона, смыть их черноту. С каждым днем Оливер чувствовал себя все отвратительнее, и виной тому были видения прошлого, навязывающие ему иные желания, иные жизненные принципы. Настойчиво толкающие его к Оливии. Сейчас подобное положение вещей Андерсона не пугало, как прежде, но не отменяло ощущения неправильности. Он мог полюбить Оливию без чужих подсказок, мог проникнуться к ней безграничной симпатией, но сделать это самостоятельно. Без вмешательства посторонних людей. А так создавалось впечатление, что его заставляют проживать чужую жизнь.
Поведение в домике оставило в душе Оливера неприятный осадок. Он четко осознавал неправильность поступка. Неудивительно, что Оливия попыталась, как можно скорее, отделаться от его общества.
С каждым днем в Оливере оставалось все меньше осознанных чувств и желаний. Переживания, мысли, симпатии и антипатии принадлежали Оскару. Андерсон уже не чувствовал переходов из одного состояния в другое. Образ Оскара сливался с его образом, начинал затмевать собственное 'я'. Знание, что с Оливией происходит нечто подобное, Оливера не радовало; он девушке сочувствовал. И всё чаще жалел о том, что нет возможности отмотать время назад. Отказаться от поездки в пансионат, остаться дома с родителями или отправиться вместе с ними в Италию.
Ночью отдохнуть не получалось. Во сне Оливер путешествовал в прошлом, в очередной раз принимая личину Оскара. Сны с каждым разом становились все подробнее, Оливеру приходилось проживать чужую жизнь. После пробуждения он лежал с открытыми глазами, смотрел в потолок и пытался понять, почему прошлое оказалось настолько назойливым? Почему оно не оставляет его в покое?
Вот и сейчас, стоя под струями душа, он вновь провалился в прошлое. Контролировать этот процесс не получалось.
Интерьера душевой, как ни бывало.
Оливера из душевой перебросило на уже знакомую полянку. Сверху продолжала литься вода, но Андерсона это совершенно не смущало. Он наслаждался дождем. Капли воды почему-то казались обжигающими, а ещё в душе царила странная неуверенность. И Оливер вскоре понял, почему. Напротив стояла Оливия... Эдельвейс... Она пряталась за деревом, когда он её заметил. На секунду взгляды пересеклись, и девушка тут же сорвалась с места, побежав в лесную чащу.
- Постой! - крикнул он, последовав за Гэйдж.
Та бежала, не останавливаясь, лишь изредка оборачивалась, чтобы удостовериться, - успела оторваться.
Андерсон не замечал ничего вокруг, все меркло в сравнении с Эдельвейс. Он преследовал её с одной только целью, - поговорить по душам, выяснив, чем именно она руководствуется в своих поступках. Он давно понял, что нравится девушке, но Гэйдж отвергала его раз за разом. Стоило только посмотреть в её сторону, как она тут же отворачивалась, или смотрела в пол. В такие моменты Оскар чувствовал себя пустым местом. И сейчас у него появилась возможность расставить все по местам. Не выбить признание, а откровенно спросить и получить исчерпывающий ответ на свой вопрос.