Эдельвейс выскользнула из комнаты, лишь шорох падающих листков с её изображением, заставил Оливию обернуться.
- Что это? - спросил Оскар, насторожившись.
- Она была здесь, - ответила Оливия. - Эдельвейс. Возможно, она всё ещё находится в комнате. А, может, уже ушла.
Стон повторился, и Гэйдж снова отвлеклась. Она подошла к Оливеру, лежавшему на полу. Встала на колени и, взяв его ладонь, прижала её к груди. Оскар, наблюдавший за этими двумя, не сдержал улыбку.
Тезки были так похожи на них с Эдельвейс, но в то же самое время кардинально от них отличались. Оливия могла неоднократно отрицать свою симпатию к Оливеру, но в глубине души её уже зарождалась искорка настоящего чувства. Чувства Оливера открывались Оскару, как на ладони. Он прекрасно знал, что потомок его рода с самого начала проникся теплыми чувствами к рыжеволосой девушке, но старательно отрицал их.
В этом они были похожи, как две капли воды.
С младых ногтей родители внушали ему простую истину: 'Для кого-то важна душа, для кого-то внешняя привлекательность человека, для кого-то благосостояние. Андерсоны не выбирают одно. Они получают всё и сразу. Мы общаемся со сливками общества, и ты должен следовать этому завету. Не опускайся до тех, кто ниже тебя по социальной лестнице. Они недостойны твоего внимания'.
Долгое время он следовал наставлениям родителей, считая, что все вокруг должны прогибаться под него. Исполнять желания по щелчку, не вступая в перепалку. Он старательно поддерживал образ надменного, холодного, самовлюбленного молодого человека, который идет по жизни уверенно, с гордо поднятой головой. В обществе о нем ходило множество слухов. Как всегда бывает в таких ситуациях, половина ненавидела младшего сына семьи Андерсон; половина обожала, готова была на руках носить.
А он... В определенный момент он поймал себя на мысли, что не может жить так, как прежде. Его ненависть и отторжение к рыжей девчонке крепли с каждым днём. Точнее, Оскару казалось, что это ненависть. На самом деле, он места себе не находил, думая об Эдельвейс.
'Моё проклятье'. Так называл Оскар девушку в своих мыслях. Огненный вихрь, очаровательное создание, глаза которого постоянно наполнены слезами. Эти слезы хочется осушить, прикоснуться нежно, обнять и прошептать на ухо, что всё будет хорошо. Но Оскар продолжал бороться с собой. Вместо ободряющих слов говорил гадости, тем самым подтверждая свой статус в обществе. Собирал вокруг себя толпы народа, зевак, заглядывающих ему в рот, а они радостно поддакивали своему предводителю. Готовы были в любой момент накинуться на ту, кто оказался неугоден их любимцу.
В отличие от романтичных особ, знающих лишь отдельные страницы их истории, Оскар помнил всё, начиная от момента первой встречи, заканчивая пожаром в конюшне. Не обретя покоя после смерти, он постоянно мучился от своих воспоминаний. Они постоянно всплывали в памяти, вставали перед глазами, висели над ним, как Дамоклов меч. Не было ничего прекрасного в их истории любви. Была грязь, унижение, ничтожность, мелочность души и желание блистать в свете за счет унижения более слабых, не способных дать отпор людей. Окажись Оскар перед Эдельвейс сейчас, первым делом он не стал бы обнимать её. Нет, совсем нет. Встречу с любимой после долгой разлуки Оскар представлял иначе. Самым важным, жизненно необходимым стало для него прощение. Он готов был долго-долго это прощение вымаливать, только бы окончательно смыть с души Эдельвейс яд, пропитавший его слова и поступки на первом этапе знакомства...
'Думаешь, мы с твоим отцом заключили брак по большой любви? Ничего подобного. Андерсоны не знают такого слова, как чувства. Забудь о переживаниях. Они никогда не станут верными помощниками, лишь собьют с правильного пути...'.
'Ты любишь меня, Эдельвейс... Не отрицай. Я всё равно не поверю тебе! Милая моя, не отталкивай меня. Я хочу всегда быть рядом с тобой. Я люблю тебя, Эдельвейс! Люблю. Это чувство самое сильное из всех, что я когда-либо испытывал'.
Оскар отмахнулся от внезапно нахлынувших воспоминаний. В последнее время они стали слишком часто его посещать. В данном вопросе он был полностью солидарен с Оливией. От этого можно сойти с ума...
Гэйдж, по-прежнему, смотрела на Оливера. Всё её внимание целиком и полностью сосредоточилось на тезке.
- Оливер, - шепнула она, сильнее сжимая чужую ладонь в руках. - Олли...
Девушка не плакала, но голос её звучал настолько щемяще и нежно, что Оскар почувствовал нечто странное в груди. Словно сердце защемило. Он бы решил, что это и есть сердце, будь среди живых, а сейчас оставалось лишь поражаться тому, насколько велика сила воздействия у этой девчонки. Точнее, это даже не сила. Это всего-навсего желание помочь, стремление хоть как-то облегчить чужую боль.
Ресницы дрогнули. Оливер посмотрел на тезку и чуть изогнул уголки губ в подобии улыбки.
- Оливия, - сорвалось с его губ.
- А кого ты ожидал увидеть? - усмехнулась она, устраиваясь удобнее.
Но ладонь его, по-прежнему, не выпускала из своих рук. В какой-то момент почувствовала, что парень пытается переплести свои пальцы с её пальцами, и, не задумываясь, последовала его примеру.
- Не повторяйте наших ошибок, - донесся до девушки голос призрака.
Оскар, поняв, что здесь он - лишний, запрыгнул на стол, стремительно сорвал перчатку с руки и подбросил в воздух. Отвлеченная маневром, Оливия не заметила, как её недавний собеседник исчез. Все её внимание обратилось в сторону аксессуара.
Белая перчатка, принадлежащая Оскару, осталась лежать на полу.
Оливер присел и дернул плечами, стараясь стряхнуть с себя весь мусор, что прицепился к одежде. Оливия, поняв его маневр, осторожно отряхнула несколько мельчайших пылинок, а из волос вытащила сухой листик, непонятным образом оказавшийся внутри дома.
- Помнишь, как мы здесь оказались? - спросила Гэйдж.
- Смутно припоминаю. Кажется, я снова называл тебя Эдельвейс... Правильно?
- Да, - кивнула Оливия. - Так всё и было. Я попыталась вывести тебя из состояния транса, но в итоге - сама потеряла сознание, а очнулась уже здесь. Пока ты спал, я успела премило пообщаться с Оскаром.
- А Эдельвейс? Она была здесь?
- Не уверена на сто процентов, но, кажется, да.
- И они не видели друг друга?
Оливия отрицательно покачала головой. Она хотела сказать ещё что-то, но не успела, потому что Андерсон воспользовался растерянностью собеседницы. Обнял и прижал к себе. А Оливия совершенно случайно, больше по инерции, нежели по желанию, ответила тем же. У них были разные объятия. У него не то, чтобы собственнические... Скорее, надежные, крепкие, по-настоящему мужские. У нее - трогательные, заботливые, мягкие.
Эти объятия не вызывали у девушки отторжения. Она не шарахалась в сторону, как только Оливер прикоснулся к ней. Раньше Гэйдж, не задумываясь, освободилась бы от этих объятий, но сейчас... Она чувствовала, как меняется в ней что-то, стираются грани прошлого и настоящего. Судьба Оливии Гэйдж тесно переплетается с судьбой Эдельвейс, а вместе с прошлым воплощением в её жизнь входит тот человек, которого она любила в прошлой жизни, которого встретила в настоящем. Но пока не знала, как можно охарактеризовать свои чувства к нему.
Её чувства уже нельзя было назвать ненавистью. Но и в любовь они ещё не переродились. Оливия чувствовала, что рядом с Оливером ей легко. Состояние, подобное тому, что она испытывала в беззаботном детстве.
- Не хочу терять тебя, - прошептал Андерсон на ухо девушке. - На секунду я задумался о том, каково это, не видеть человека, который тебе дорог. Знать, что он находится рядом, но не иметь возможности сказать ему о своих чувствах, не прикасаться к нему... По-моему, это страшно.
- Ты снова становишься Оскаром? - спросила Оливия.
- Нет, - Оливер мягко прикоснулся к её щеке пальцами, отводя прядку волос. - Это мои собственные наблюдения. Мои мысли.