К Бранду Роун относился, как и всегда: подтрунивал, дразнил, подначивал на драку – и доверял самые важные секреты. Бранд высоко ценил подобное доверие и любил кузена. И когда он заметил, что теперь Роун делит свою дружбу между ним и Каримом, то сначала почувствовал что-то вроде ревности, и это было немного обидно. Но он все-таки признал, что Карим имеет такое же право на симпатию и дружбу Роуна, как и он, Бранд. В конце концов, принц Арифы тоже был его кузеном.
Сам Бранд неожиданно даже для себя сдружился с Азизой, и это безумно смущало, но и нравилось ему. После возвращения брата из Пустоши Азиза стала веселее, реже капризничала и раздражалась, и почему-то именно Бранда чаще всего выбирала в сопровождающие, когда отправлялась в город на прогулку. Она была младше на три года, но любила вести себя, как взрослая. Бранд, тоже привыкший к такой роли, не желал казаться младше, и это выливалось в бесконечные споры. Азиза, когда понимала, что проигрывает, или ей надоедал спор, завела привычку поступать так же, как тогда, в первый свой день во дворце: поднималась на цыпочки и смотрела прямо в глаза Бранду; еще и за руку иногда брала. Он сразу же терялся и замолкал, а принцесса с озорной улыбкой легко убегала прочь, оставляя Бранда в тщетных попытках понять, что с ним такое происходит, и почему сердце так странно себя ведет.
В день инициации солнце, кажется, с самого утра собралось светить в полную силу. Накануне прошел дождь, и улицы еще не высохли, а воздух бодрил и освежал. Во дворце было шумно: готовили угощение на кухне, репетировали последний раз слова приветствия, проверяли костюмы и церемониальное оружие. Роун то и дело хмурился, когда его одевали в роскошную одежду, и то и дело с тоской смотрел в окно.
Наконец пришло время. Церемония традиционно проходила на площади перед дворцом, где организовали места для важных гостей и зрителей. Посередине была сцена. Придворный маг что-то говорил Бьерну, тот кивал. Далия напряженно смотрела на дверь, откуда должен был появиться Роун. Карим и Азиза сидели рядом с ней. Айварс, бледный и исхудавший, стоял за троном короля; Бьерн спохватился и насильно усадил его рядом.
Заиграла торжественная музыка. Дверь медленно открылась, и Роун со свитой вышел из дворца. Он настоял на том, чтобы церемонию провели как можно быстрее и без лишней суеты, поэтому придворному магу пришлось изрядно сократить свою речь. Бранд был согласен с Роуном: пышность больше подходила Арифе, а северное королевство всегда славилось простотой манер.
Когда Роун забрался на сцену, музыка стихла. Бранд думал, что никогда еще не видел его настолько серьезным и сосредоточенным. Роун посмотрел на родителей, едва заметно кивнул и повернулся к магу. Тот начал церемонию:
– Я приветствую тебя, мой принц. Народ приветствует тебя.
Бранд вместе со всеми присутствующими проговорил:
– Народ приветствует тебя.
– И я приветствую народ, – отозвался Роун спокойно. Маг забрал у помощника ножны, протянул Роуну. Принц вытащил меч и опустил – так, что острие касалось земли.
– Я клянусь защищать мою страну, мой народ и все традиции, которыми славится Вангейт, – его голос разносился далеко, и никто не смел перебивать его. Бранд ощутил гордость: Роун ничуть не выглядел взволнованным, не нервничал и не делал ни одного лишнего движения. – Клянусь быть достойным сыном своего отца. Быть великодушным и без страха встречать все испытания. Отвечать миром на мир, стремиться разрешать конфликты без кровопролития.
Он сделал паузу, посмотрел туда, где сидела королевская семья. Бранд понял, что Роун смотрит на Карима. Потом он перевел взгляд левее, и лицо его озарилось улыбкой.
– Пустошь многому меня научила, – произнес он негромко, но так, что каждый мог расслышать его. Эти слова не входили в подготовленную речь. – И я благодарен ей за это.
Он поднял меч перед собой, подержал несколько секунд и вернул магу. А сам, глубоко вздохнув и впервые показав признаки волнения, развел руки в стороны и повернул ладонями вверх. Потом улыбнулся и разжал пальцы.
Раздался общий вздох нескольких сотен человек. Над ладонями Роуна заплясали синие огоньки, а потом, повинуясь его желанию, затрепетали и поднялись в воздух, напоминая мотыльков.