Земля под ногами дрогнула. Захлопало болотным газом угрюмое болото, выпуская крупные, лопающиеся громкими салютами пузыри, но наполненные не зловонным запахом топи, а ароматами весеннего сада, с нотками цветущих: розы, жасмина и фиалок.
Мох под ногами задрожал и разошелся, открыв огромный провал, и лестницу. Длинную, белоснежную, с широкими полированными до блеска ступенями, освещенную удивительным, нежным, слегка зеленоватым светом, струящимся прямо из пространства, ведущую куда-то глубоко в низ, прямо в самые недра земли, прямо к самому ядру.
Никакого темного, угрюмого тоннеля, никаких мрачных глиняных стен. Небо. Облачное, теплое летнее небо, со всех сторон. Снизу, сверху, с боку. Наверно так видят и ощущают себя спускающиеся с небес боги. Единственное чувство, которое можно испытывать, шагая по ступеням вниз, это любовь, все остальные чувства недоступны, они задавлены, загнаны в угол, одной большой, всепоглощающей, бесконечной, восторженной нежностью.
Они спускались, и ступени шуршали под ногами звуками волшебного прибоя. Ветер шелестел в кронах невидимого леса, пел голосами птиц, и гладил теплыми, ласковыми ладонями развивающиеся волосы. Улыбки, сами собой, растекались по лицам. Ничего подобного невозможно почувствовать в реальном мире, здесь все по-другому, здесь как в сказке, как в детском добром сне, навеянном голосом доброй бабушки.
Он встречал их внизу, на дороге, слева от которой манила дымкой березовая роща, справа, гордился собой сосновый бор, а впереди благоухал жужжащий непоседливыми пчелами фруктовый сад.
На белых плитах мрамора дороги, стоял белоснежный мамонт. Большой. На много больше своего африканского потомка, слона, которого видел Федор в зоопарке. На много больше. Огромные бивни покачивались над землей, спадающая волной грива, соединяясь с шелковой шерстью, касалась идеально чистой дороги, умные, голубые глаза рассматривали гостей с таким выражением, что казалось, ничего говорить и не надо, хозяину и так все понятно, без слов, а морщинистый хобот был приподнят в немом приветствии.
- Кто вы? И зачем пришли? – Трубный голос вернул к реальности, невольно застывших в восхищении, с открытыми ртами гостей.
- Мы за советом, Индрика-Зверь. – Вышел вперед Федогран и сделал несколько шагов вперед. – Ягира посоветовала обратится к тебе.
- Ягира? – Удивился хозяин. – Вот уж не думал, что она помнит обо мне, мы виделись в последний раз лет триста назад. – Он улыбнулся, затуманив взгляд воспоминаниями. – Как давно это было. Воспоминания стали похожи на сон. Хорошее было время, правильное, я строил свой подземный рай, а она приходила и рассказывала мне новости из мира яви… - Прости, нахлынуло, как-то вдруг. – Спохватился он. — Это все причуды одиночества. Давно, знаешь ли, не общался ни с кем из мира Яви… Так, о чем ты хотел спросить?
- Мир меняется. Старые устои рушатся. Боги обессилили и не в силах противостоять этому, духи теряют свои способности. Виной тому Чернобог, устанавливающий новые правила. Перекрывший поток силы Рода. Подскажи прародитель зверей? Что делать тем, кто не хочет перемен? – Федогран посмотрел на хозяина подземного мира, с надеждой, что тот сделает правильные выводы и примет правильные решения.
- Что делать? – Переспросил задумчиво мамонт. – Старые боги виноваты в том, что происходит. Некого им винить. Они бросили этот мир, предоставили ему право развиваться самостоятельно. Человек, в отличие от зверей, имеет мозг, который думает не только о том, где найти пропитание и место для сна, где найти партнера для спаривания и продолжения рода, он способен еще верить и анализировать, но анализ и вера этот основывается на ощущениях и памяти. Трудно молится тому, кого нет, кто не проявляет ни малейшего внимания к твоим проблемам, и легко поверить в чудо, которое видишь своими глазами. Мне нечего вам предложить.
- Я согласен с тобой. Ты мудр, и говоришь все правильно. Но речь сейчас не о причинах. – Федогран говорил как можно почтительнее, помня наставления Ягиры, но как же ему хотелось взорваться и нагрубить этому зазнавшемуся снобу, ничем не отличающемуся от старых богов в своем бездействии, и забившегося в свою ракушку, вход в которую, скрыт от глаз посторонних в непроходимых топях болот.
- Ты хочешь, чтобы я посоветовал войну? – Мамонт опустил хобот вниз, и сощурил глаз в вопросе, в котором искрилось понимание неудавшейся хитрости богатыря, а потом внезапно продолжил, словно плюнул. – Я против лишней крови, ее и так достаточно льется и по естественным причинам. Родом и так было установлено, что жизнь одних зависит от смерти других. Крови достаточно и ради пропитания, ее и так много. Я никогда не одобрю убийство ради амбиций, чьи бы они небыли. Пусть боги забудут о моем существовании.
— Значит, говоришь, что они сами виноваты? – Начал говорить сначала очень тихо, но все более и более повышая голос и распаляясь, парень, не скрывая больше раздражения. – Не являются людям? Не участвуют в жизни? Ты сам-то понимаешь, что говоришь это о себе? Они хотя-бы боги, которым молятся, а ты кто? Тебя не забывают? Тебя уже забыли все, кроме редких, древних духов. Как смеешь ты осуждать богов за то, что не делаешь сам!..
Индрика- Зверь внезапно встал на задние лапы, яростно взревел, задрав хобот, готовый навалится всей своей обиженной яростью, растоптать, разметать бивнями, дерзкого наглеца, но тот на удивление не испугался, не убежал, и даже не задрожал, побледнев от ужаса, а наоборот, сделал шаг вперед и рассмеялся.
- Что? Не нравится правда, прародитель зверей? Кукушка ты, а не родитель. Дал жизнь и бросил, трепыхайтесь сами как хотите. Трус. – Резал слух зверя словами богатырь. – Боги хотя-бы честны, и сопротивляются приходу лжи в этот мир, а ты…
- Этот надутый индюк, боится посмотреть на свое отражение в той куче дерьма, в которую превратился созданный им идеальный мир эгоиста. – Подлил масла в огонь неугомонный шишок. Вся та стратегия уважения и мягкого подталкивания зверя к правильным решениям, которую должны были применить в разговоре братья была уничтожена.
И мамонт не выдержал, и ударил. Налитые кровью бешенства глаза, и нервная дрожь ярости не могли иметь другого выхода. Разлетелся в мелкую крошку мрамор дороги, подняв пыль. Волна, словно взорванная бомба, качнула окружающий лес, спугнув стаи птиц. Индрика-Зверь замотал бивнями, желая закончить расправу и разметать наглеца, но там, где должно было остаться только кровавое пятно, ничего не было.
Спутники непочтительного воина стояли рядом, обескураженно выпучив глаза. Их можно понять. Еще никто не смел так разговаривать пусть ни с богом, но как минимум с высшим существом. Никто не смел дерзить до этого тому, кто стоит так высоко, кому положено нести требы и молиться, а тут такое неуважение. Самого наглеца не было там, где совсем недавно он стоял.
- Ну и что стоят твои слова про кровь? – Раздался его насмешливый голос за спиной. – Или это не касается таких, как ты? Вам можно убивать? Так выйди из своего логова и сразись вместе с нами с тем, кто рушит, что создано тобой же самим. Не я твой враг. Он там, на горе Аргоран, перекрывает потоки силы и убивает старых богов и духов. - Мамонт резко развернулся, и вдруг его желание убивать споткнулось о сожалеющую, полную боли улыбку воина. – Давай, уничтожь меня, ведь я сказал правду, а за это надо наказать. – Горькие слова, без всякого намека на злорадство, полные скорби, как стена остановили Индрика-Зверя. Он встал, опустив голову. Жуткий стыд пронзил разум. Этот человек говорил правду. Горькую, страшную, но истину, то, в чем он сам себе боялся признаться. Но как быть с гордостью? Как смеет эта букашка обращаться к нему так...?
Она может!!! Эта мысль содрогнула мощное тело, пробежавшим по коже откровением. Может, потому что так и есть на самом деле, и он сбежал из реальности, замкнулся в своем эгоизме, и бросил тех, кого создал. Кем он стал? Превратился из живого создателя в бездушного идола, на круге капища, которому несут требы, молятся, но он не слышит. Стыд растекся раскаянием по душе.