— И что же, нашли что-нибудь? — спросила баронесса, давно нетерпеливо слушавшая рассуждения свекра.
— То, что, после долгих изысканий, нашлось в мемуарах моей прабабки, показалось мне настолько нелепым и оскорбительным для здравого смысла, что я бросил их, не дочитав и до половины, и теперь ничего последовательно не помню. Вы можете сами прочитать их, если хотите, также как и связку старых писем, тщательно собранных прабабушкой, должно быть, страстной охотницей до всего чудесного.
— О каких-то старых письмах или бумагах говорится в загробном сообщении Адольфа IV, — сказал молодой барон, а старый иронически улыбнулся.
— Никак не могу я привыкнуть относиться серьезно к этому сообщению, точно кошмар какой овладевает мной и я невольно себя спрашиваю: вижу ли я все это наяву, или во сне? Однако, в этом сообщении упомянут один действительный факт, именно, то обстоятельство, что богатые владения фон Ротенштадтов находились в нашем роде при двух поколениях, и, должно быть, неправильно, так как позднее они были у нас отняты посредством процесса, длившегося целых тридцать лет, дальними родственниками из боковой линии угасшего рода. На это существуют акты. Скажи, Адольф, ты знал это и, может быть, говорил и Мари?
— В первый раз слышу не только о процессе, но и фамилию фон Ротенштадтов.
— Наследство их получили Фиц-Гагены, которых ты знаешь.
— Папа, неужели вы ни разу не поинтересовались проверить каким-нибудь способом рассказы о привидении? — спросила баронесса.
— Как же мог я их проверить, когда мне было запрещено оставаться в замке в роковой вечер? Да, по правде сказаться, я и не желал проверять их. Уезжая на 15 июня, я всегда увозил с собою жену и детей. Раз, помню, ты, Адольф, еще очень маленьким, заболел в это время и должен был остаться в замке с гувернером. Мать твоя, беспокоясь о тебе, захотела тоже остаться, но я настоял, чтобы она ехала со мной, а по возвращении домой дал почувствовать гувернеру, что не желаю ничего слышать. Мне было противно касаться этой нелепой истории, хотя бы для того, чтоб удостовериться, что ничего подобного не существовало. Я никогда не говорил о ней даже с твоей матерью.
— А почему, папа, вы не хотели позволить мне повесить мой портрет на пустое место в портретной галерее? — опять спросила баронесса.
— По той самой причине, которую я высказал тебе тогда, что не хочу, чтобы жена моего сына заменила место женщины, обесчестившей свое имя. До тебя, наверное, дошел рассказ о том, что будто тот же дед мой пробовал несколько раз повесить на пустое место чей-то портрет, и на следующее утро непременно находил его на полу. Я этой истории, конечно, не верил, но слыхал ее от старой няни позднее, вернувшись в замок уже владельцем майората. Она одна, до самой своей смерти, пользовалась привилегией говорить со мной о привидениях; но ей было строго запрещено рассказывать о них жене.
— А теперь, папа, вы поверите несчастной Бланке, не откажетесь исполнить ее требования?
— Бланка, или, лучше сказать, ее рукопись — факт не из того мира, а из этого. А я еще никогда ничего чужого себе не присваивал, — гордо прибавил старый аристократ, целуя невестку в лоб, и вышел из кабинета, захватив с собой рукопись, найденную в раме старинного портрета. В этот вечер он более не возвращался; молодые люди провели его втроем, толкуя все об одном и том же.
Глава VII
На следующее утро за чаем собралась одна молодежь, старый барон не показывался; и, когда сын пошел к нему, то нашел старика в халате, что случалось с ним нечасто, очень мрачным, очень нервным, сидящим за чтением рукописи Бланки фон Ф.
— Дурно ночь спал, несмотря на вчерашнюю усталость, — сказал он, здороваясь с сыном, — а хочется скорее узнать что тут такое, и окончательно решить для себя роковой вопрос. Да вот глаза плохо служат; стар я становлюсь, Адольф, пожалуй, скоро придется тебе распоряжаться замком.
— Что за мрачные мысли, отец, откуда они у тебя сегодня берутся? Стыдись, посмотри на себя в зеркало. Ты, право, бодрее и сильнее меня!
— А вот, откуда они берутся, из вашего духовного мира, с которым мне приходится впервые знакомиться, и я, признаюсь, растерялся. Извини меня перед графиней, я до обеда не покажусь.