— Все равно церберы отроют. — Она махнула рукой.
Сперва мы вошли на небольшой склад, такой же пыльный, как и ангар, с кучей поломанных ящиков и парочкой контейнеров с надписью «Земля — Терра-2». В распахнутых дверцах одного из них виднелось несколько полуистлевших матрацев и куча ветоши, видно служившая подушкой. Рядом валялись пустые консервные банки. Кто-то оборудовал себе здесь берлогу — может, даже бедняга-кадавр. Несмотря на то что он заставил меня понервничать, мне было его немного жаль: если бы не ружье, мы бы его покормили… Правильно Сибилла сказала мне как-то, что я бываю излишне сентиментален. На Марсе это недозволительная роскошь.
Со склада несколько дверей вели в подсобки, которые все выходили в цех готовой продукции. Там длинными рядами стояли транспортеры, уставленные металлическими болванками и пресс-формами. Некоторые валялись на полу, среди рваных остатков спецодежды и каких-то пятен не то засохшей крови, не то мазута. В левом углу примостился в вальяжной позе скелет — я всегда его здесь видел, с первого дня посещения этого места. Скелет одной рукой опирался о прогнивший электрощиток, а в другой сжимал заржавевший нож. Все было спокойно. Мы пошарили фонариками по углам и двинулись по коридору, который обнимал корпус огромного сублиматора, к цеху прокатному. Сквозь выбитые окна лился свет марсианского дня, солнце набирало высоту — хорошо, что туристы уже в ангаре. Под ногами хрустели стекла, хотя мы и старались ступать как можно тише. Тихо жужжали мухи, и где-то слышался шорох: наверно, крысы — они вообще не боялись никого и ничего, а их как раз боялись многие. Марсианские крысы — это опасный зверь: в холке могли достигать полуметра, зубы чуть не с палец, легкий броник прокусывают. Хорошо только, что на Марсе мало инфраструктур, где бы они могли размножаться, и поголовье их невелико, да и человеческому мясу они больше предпочитают дичь попроще.
Вот и развилка: направо — литейный цех, налево — прокатный, и прямо — огромная труба, ощетинившаяся гребнями проржавленных транспортеров, уходила к шахтам забоя: завод был полуавтомат. А чуть сзади нас прилепился к стене люк с винтовой лестницей вниз. Там был подземный бытовой сектор, разрушенная котельная и проход на еще один ярус под землю, в реакторное отделение. Когда я был здесь в последний раз, реактор исправно работал.
— Постой тут на стреме, — сказал я Сибилле, кивнув на круглое отверстие в полу. — Засеки десять минут: я мигом.
Она кивнула, а я взялся за перила и начал спускаться, освещая ступеньки нашлемным фонарем. Накрутив пять кругов, лестница уперлась в пористые блоки марсианского туфа, кое-где залитые бетоном. Круглое помещение с двумя черными глазницами небольших тоннелей. Один вел в котельную, второй — к бытовому сектору. Это было написано на потемневших от времени настенных табличках. Справа от лестницы в полу располагалось такое же отверстие, с такой же лестницей, но прикрытое толстым выпуклым люком со значком радиационной опасности. Рядом висела полусгнившая табличка: «Реакторный отсек. Проход строго по индивидуальным магнитным карточкам». И тут же рядом была покосившаяся стойка со считывающим устройством: все-таки горнодобывающий завод — объект стратегический. В забойных шахтах тут до сих пор ржавеют два горнопроходных лазера, по пятьсот мегаватт каждый.
Я пошарил лучом фонаря по стене слева. Найдя искомый рубильник, прислонился спиной к стене и дернул рычаг вниз. Медленно разгорелись по стенам и в тоннелях зарешеченные лампы, и я мысленно поздравил себя с прибытием к назначенной точке. Я замер, внимательно присматриваясь по сторонам: вроде все тихо. Погасил фонарь и вошел в тоннель бытового блока. Он оканчивался массивной стальной дверью с винтовым запором. Не торопясь подошел я к двери и начал внимательно изучать то место, где штурвал замка входил в дверь. Уходя в прошлый раз, мы с Лешкой Тесаком приклеили на муфту запора незаметную промасленную бумажку, чтобы потом знать — был ли тут кто чужой. Хитрость эта зачастую имела важное значение: не хотелось бы, войдя в бытовку, попасть под шквальный огонь каких-нибудь отморозков вроде паладинов или душманов, у которых с крышей вообще напряг серьезный. Они сначала стреляют, а потом разбираются, кто это был при жизни.
Я даже фонарь включил — бумажки нигде не было. Черт! Я ничьего присутствия не ощущал, но на одну интуицию полагаться нельзя. А главное, включив рубильник, я уже себя выдал, и если там внутри кто-то есть, то он погасит свет в бытовке, чтобы в проеме двери я был, как в тире. А раз рубильник был выключен, значит, нас засекли на подходе. А уж пальбу-то мы устроили — тут только глухой не услышал бы. С другой стороны, постояльцы могли уже давно уйти, да и будь они тут, кадавра бы точно отстрелили. В общем, дверь надо открывать, а если отключить рубильник, то предполагаемый враг поймет, что я его просек, и притаится. Да уж… как всегда, все через задницу… Позвать Сибиллу, что ли? Да ладно: она мне за спиной нужнее. Ну — поехали!