— Гасим фонари! — раздалась приглушенная команда Йоргена.
Мы за разговорами почти перевалили через гребень. Чуть поодаль, в паре километров внизу, чернели полузасыпанные песком корпуса стандартного марсианского ГРП (геологоразведочный поселок). Его очертания легко узнавались по центральной буровой башне и двум «долькам» зданий, окружавших ее. Когда-то давно это были «опорные пункты» марсианской колонизации, позволяющие обеспечивать сырьем первые поселения. На полпути к поселку врылся в песок своим бронированным килем ГРВ «Марс-5» — вездеход, сделанный на базе армейского бэтээра, ощетинившийся солнечными батареями, портативной буровой установкой и легкими пулеметами, которые давно проржавели. От него по направлению к нам бежала одинокая фигура в драном антирадиационном комбезе. Без шлема, но в респираторе, всклокоченная грязная шевелюра волос, давно потерявших свой цвет, — еще один больной мозг, выпитый этой планетой в гонке на выживаемость.
— Отставить тревогу! — крикнул я. — Это геолог.
Геологами называли всех людей, которые водились (по-другому и не скажешь) возле различных заброшенных марсианских строений научно-производственного характера. Выглядели они примерно одинаково и напугать могли разве что туристов своими дикими выкриками и бессвязными речами. Контакт с ними был абсолютно бесполезен. Некоторые отморозки их отстреливали — ради развлечения или из жалости.
— Так! — зычно крикнул я, стянув ненадолго кислородную маску. — Приказ по группе: геологов не дразнить и не кормить! А то еще увяжутся за нами…
— Весть! Весть Благую несу вам, паломники! — услышали мы первые членораздельные слова геолога. — Я видел! Я ВИДЕЛ ИХ! ОНИ ЗДЕСЬ!
Он лепетал, искажая то, что состояло из смеси русских, английских и испанских слов и, собственно, являлось марсианским сленгом, на котором говорило на Марсе большинство колонистов. Его никто специально не выдумывал: он сложился сам собой и имел даже некоторые диалекты и наречия. Этот сленг все изучали перед полетом сюда. Его использовали даже туристы, хотя иногда они переходили на родные языки, и чаще всего их мог понять почти любой. Называлось все это — империо.
— Кто «они», папаша? — спросил Йорген.
— ОНИ!!! — с благоговейной дрожью в голосе произнес геолог. — ПРИЩЕЛЬЦЫ! Я — первый контактер! Они — БОГИ! Они повелели принести мне Весть Благую ЛЮДЯМ! Они — ЕСТЬ ВСЕ! Они — СУТЬ ВСЕГО! Они покарают людей за их гордыню, подобно тому как покарали Икара, сына Дедала, коий построил ужасный лабиринт Миносу, владыке Критскому!
— Че-то я такое где-то слышал, — отозвался Йорген, который почувствовал себя центром внимания и начал идиотничать. — А в чем заключается Весть-то твоя Благая?
— Грядет Эпоха Счастья и Гармонии! ОНИ все ведают о грехах всех людей, что вышли плодом неудачного биологического эксперимента! Но любят они чад своих неразумных, и спасут они их!
— А ты точно их видел? — не унимался Йорген.
— Да! Они приходят ко мне часто! Вы можете сами ИХ увидеть! Три сола назад…
— Мы серьезные люди и очень торопимся, — Йорген явно вошел во вкус, — но ты, как мессия, можешь попросить их для нас?
— Конечно! Я буду молиться за вас, добрые путники! Чего вы хотели?
— Нам бы парочку бластеров армейского образца, пару атомных батареек и АКМ с бесконечным магазином…
— Йорген! Е-мое! — не вытерпел я. — Был же приказ «не дразнить геологов»! Ну что непонятно?!
— Отвянь, Странный, — огрызнулся тот, — я, может, уверовать хочу в инопланетянинов!
— Йорген, твою мать! Ты Охотник, а не клоун! Перестань!
Но меня уже никто не слушал… Туристы послазили со своих дромадеров, стали кучкой вокруг геолога, наперебой предлагали ему свои сухпайки и начали с ним фотографироваться на фоне поселка его обитания. Крис Паттерсон пытался выяснить, как называется его религия и какие обряды в ней приняты, а главное — нет ли ритуальных человеческих жертвоприношений и нельзя ли это снять на видео.
Мы с Ириной растерянно смотрели друг на друга и глупо улыбались — мы сейчас были лишними для всех, и это нас объединяло.
— Нет, ну ты посмотри на них, а? — Я не мог сдержать усмешки на своей физиономии. — А говорят, Охотники Марса — суровые люди! Любимая женщина для них — автомат, подковы гнут усилием воли, супермены пустынь и плоскогорий! Мать их разэдак! А ведут себя как дети, честное слово. Я извиняюсь, Ирина, за поведение своих людей…
— Да ладно, — она, рассмеявшись, махнула рукой, — мои-то еще хуже: как в зоопарке… особенно этот… Паттерсон. Я его, честно говоря, на дух не переношу — полный имбецил!